Коллекционирование старых монет научило меня никогда не верить государству

Автор: Джеймс Бовард (James Bovard)

Старые монеты научили меня не доверять политикам задолго до того, как я отрастил свою первую косматую бороду. Я начал коллекционировать монеты, когда мне было 8 лет, в 1965-м – в том самом году, когда президент Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) стал исключать серебро из новых монет в 10, 25 и 50 центов. Джонсон клялся, что в «собирании» старых монет «ради содержащегося в них серебра» не будет никакой выгоды. Он ошибся: серебряные монеты сейчас стоят примерно в 15 раз больше их номинала.

Я всегда увлекался историей, и когда ко мне попадали старые монеты, я представлял, что жму руки первопроходцам, строившим США. Я воображал, что четвертак 1853 г. с двумя зазубринами, приобретенный мною на выставке монет, мог быть свидетелем приключений в духе Гекльберри Финна, где за него можно было увлекательно провести время. У меня была потертая монета в 2 цента, выпущенная в 1864-м – в том самом году, когда генерал армии Союза Фил Шеридан (Phil Sheridan) сжег дотла долину Шенандоа, где я вырос. Некоторые из раздобытых мною монет сейчас были бы запрещены как разжигающие ненависть, как в случае монет в 1 цент и 5 центов с изображением индейца.

В эпоху рождения государства валюту часто признавали сопряженной с проблемами характера – в частности, презренного характера политиков. Незадолго до конституционного конвента 1787 г. Джордж Вашингтон (George Washington) предупреждал, что необеспеченные бумажные деньги «разрушат коммерцию, будут притеснять честных людей и откроют дверь для всевозможного мошенничества и несправедливости».

Но со временем американцы забыли о том, насколько опасно предоставлять политикам возможность разрушать валюту. В 1933 г. у США были крупнейшие золотые резервы среди всех стран мира. Но страх девальвации породил панику, использовавшуюся президентом Франклином Рузвельтом (Franklin Roosevelt), чтобы оправдать конфискацию у населения золота, давшую ему «свободу действий» для снижения стоимости доллара. Рузвельт объявил всех, кто отказывался отдать свое золото, «укрывателями», которым грозило 10 лет тюрьмы и $250,000 штрафа.

Запрет Рузвельта фактически вывел из обращения самую красивую монету в американской истории – золотые 20 долларов Сент-Годенса (Saint-Gaudens). Я был очарован дизайном ранних американских монет, особенно тех, где был изображен идеализированный женский образ с надписью «свобода». Я не знал, что Джордж Вашингтон не разрешил чеканить свой портрет на государственных монетах, потому что это было бы слишком «монархическим». До 1909 г. существовало негласное правило, что на американских монетах не должно быть портретов. Но в сотую годовщину со дня рождения Авраама Линкольна (Abraham Lincoln) все изменилось, так как Республиканская партия посчитала уместным увековечить его на центовых монетах.

К середине XX века американские монеты выродились в хвалебные песни мертвым политикам. Портреты Франклина Рузвельта, Джона Кеннеди (John F. Kennedy) и Дуайта Эйзенхауэра (Dwight Eisenhower) чеканились на монетах практически сразу после того, как переставало биться их сердце. Все это отражало кардинальное изменение ценностей, так как американцев побуждали ожидать большего от своих предводителей, чем от свободы.

Коллекционирование монет помогло мне еще в раннем возрасте понять, что обещания властей не стоят ломаного гроша. Начиная с 1878 г. Монетный двор США печатал серебряные сертификаты – разновидность бумажной валюты. На моем серебряном сертификате 1935 г. говорилось: «Этим подтверждается, что в Казначействе США имеется один доллар серебром, подлежащий выплате предъявителю по требованию». Но в 1960-х это стало неудобно, поэтому власти просто аннулировали свое обещание.

15 августа 1971 г. президент Ричард Никсон (Richard Nixon) объявил, что США прекращают погашать золотом доллары, хранимые иностранными центральными банками. Так доллар стал бумажной валютой, обладающей стоимостью только потому, что так говорят политики. Никсон заверил американцев, что этот дефолт «поможет нам избавиться от сомнений в себе и самоуничижения, высасывающих нашу энергию и подтачивающих нашу уверенность в нас самих». К сожалению, это предательство не включили в список обвинений, составленный несколькими годами позже Комитетом Палаты представителей по вопросам судопроизводства.

После объявления Никсоном экономического военного положения у меня пропало желание откладывать по одному сувениру от каждого монетного двора за каждый год в синие альбомы для монет Whitman, знакомые многим из тех, чье детство пришлось на 1960-е. Я переключился с коллекционирования на инвестирование, надеясь, что старые монеты будут хорошей защитой от «новой экономики» Никсона. Цены на старинные монеты в идеальном состоянии были намного выше и волатильнее, чем на некоторые из собранных мною ранее кусков металла, на которых едва что-то можно было разобрать. Небольшой изъян мог урезать стоимость редкой монеты на 80% (с той же проблемой я сталкивался в разные годы в случае своих рукописей).

Стоимость монет росла из-за потока бумажных долларов, печатавшихся Федеральной резервной системой, чтобы создать искусственный бум для переизбрания Никсона, что усугублялось контролем зарплат и цен. Инфляция с 1972 по 1974 гг. почти учетверилась, и я смаковал цинизм и негодование, преобладавшие в изданиях об инвестициях в монеты и твердых деньгах. Я вкладывал в редкие монеты большую часть денег, заработанных во время учебы в старших классах. Поскольку почти все редкие монеты росли в цене, было сложно на таком рынке не стать счастливчиком. Наибольшую опасность представляли аферисты, дававшие ложные обещания высокой прибыли или обманывавшие на оценке редких монет – что продолжается и сегодня.

Окончив школу в 1974 г., я стал работать строителем. Когда меня уволили, я посчитал это Божьим (или, по крайней мере, рыночным) знамением, говорившим, что нужно покупать золото. Инвестиционные бюллетени и политические невзгоды убедили меня, что доллар ждет крах. Я продал большинство своих редких монет и вложил все свои наличные в золото, а также взял потребительский кредит под 18%, чтобы купить еще больше. Такая процентная ставка свидетельствовала о моей слепой уверенности. Благодаря отставке Никсона в 1974 г. моя ставка чудесным образом окупилась.

Спекуляции на монетах и золоте помогли мне оплатить мое недолгое обучение в колледже, после чего еще осталось немного денег на жизнь во время моих первых проб пера. Вскоре я занялся журналистикой и переехал в Вашингтон.

Через две недели после того, как я в 1983 г. поселился в обветшалом доме в округе Колумбия, я заложил последнее сокровище из моей коллекции монет – золотые 5 долларов 1885 г., подаренные мне 15 годами ранее моей бабушкой, американкой ирландского происхождения. Бабушка была бы рада узнать, что ее подарок помог мне оплачивать аренду в течение нескольких недель, пока я наконец не нашел стабильную работу (спасибо, Reader’s Digest!).

Спекуляции на монетах выработали во мне иммунитет к вашингтонской агорафобии – патологическому страху перед нерегулируемыми рынками. Рынок определял цену на отчеканенные в 1950 г. в Денвере 5 центов с изображением Джефферсона (Jefferson) исходя из их относительно небольшого количества, за которым гонялись растущие легионы молодых коллекционеров. Никсон поднял цену на молоко после неправомерного пожертвования молочным лобби $2 млн. Было сумасшествием разрешать политикам контролировать цены, когда никак невозможно было контролировать самих политиков.

Видя, как прыгала стоимость монет в течение предыдущего десятилетия, я понял, что стоимость субъективна. Тест на справедливую цену – это добровольное согласие обеих сторон на сделку. «Свобода воли – основа справедливого обмена», – как писал в 1822 г. сенатор Джон Тейлор (John Taylor). Семь лет назад президент Барак Обама (Barack Obama), говоря о том, как правительство теряет деньги, чеканя монеты самого низкого номинала, заявил: «Центовая монета, как мне кажется, хорошая метафора наших главных проблем». На самом деле обвал стоимости нашей валюты – это не метафора, а проклятие. Со времени закрытия Никсоном золотого окна доллар потерял 85% стоимости.

На протяжении столетия американская политика в отношении монет и валюты маневрировала между «правительство как проклятый негодяй» и «правительство как деревенский дурачок». Мне никак не понять, как кто-то продолжает доверять властям, после того как те официально отказываются от своих обещаний. Но я по-прежнему ценю старые монеты с красивым дизайном, воплощающие в себе американскую веру в то, что ни один человек не имеет права возвышаться над другими.