От «дешевой историографии» к «научпопцыганству»: размышления о мифотворчестве казанского историка Искандера Измайлова, часть третья

Источник: PRUFY.RU

«Видишь в норе суслика викингов? А они там есть!»

Не желая видеть проживавших в нашем крае полторы тысячи лет назад славян, Искандер Лерунович более благосклонен к викингам-русам, о которых не забыл упомянуть в интервью. Более того, в своё время он даже создал концепцию формирования государственности Волжской Булгарии, в том числе и благодаря дружинам викингов (видимо, «подсмотрел» идею в истории Киевской Руси). Археологическим подтверждением тому являются якобы Балымерские «курганы» в Спасском районе Татарстана. Действительно, в XIX веке здесь было найдено погребение по обряду трупосожжения с несколькими импортными вещами, в том числе изогнутым мечом. Плохая документация раскопок сегодня затрудняет интерпретацию объекта, вещи не сохранились, но специалисты указывают на подобные погребения и у поволжских финнов. Измайлова же более прельщает скандинавская атрибуция, и здесь его фантазия развернулась «на полную». 

В районе Балымер якобы было обнаружено несколько десятков курганных насыпей викингов-русов во главе с их предводителем – конунгом. Однако по свидетельству археологов, непосредственно работавших на месте, «курганы викингов» оказались «выкидами» из нор барсуков и сусликов, что, впрочем, не мешает И. Л. Измайлову и ныне упорно пропагандировать свою «теорию» на страницах СМИ, и выдавать её за некое «научное открытие». Получается, что несколько десятков барсучьих нор, согласно логике Искандера Леруновича, «перевешивают» в научном отношении около 500 памятников именьковской культуры.

Пришедшие с севера викинги кажутся Измайлову «престижными». На мой взгляд, осознанно или неосознанно он и здесь тоже использует элементы «гиперборейского» мифа о пришедших с севера «высокоразвитых солнечных арийцах».

Главное, что не понравилось И.Л. Измайлову в моей статье – это очень осторожные предположения о наличии в среде именьковского населения (пред)государственных или, по-научному, потестарных отношений. Искандер Лерунович, не боясь быть уличенным, «оперативно» сфальсифицировал мои слова и представил читателям все таким образом, будто я веду речь о «великой торговой державе "именьковцев", которая вела мировую торговлю», «мощном протогосударстве с единым правителем», «государстве со своим правителем и дружинами, городами и торговлей». Такая эмоциональная реакция и активизация фальсифицирования неслучайны.

Тесная «сцепка» этничности и государственности является краеугольным камнем всех современных постсоветских этнонациональных историй. Только в этом случае данные повествования о прошлом будут пригодны для идеологических нужд, и, следовательно, полезны политическим элитам, что, между прочим, само по себе таит фундаментальную ошибку: в широко тиражируемой формуле о «праве народов на самоопределение» эти самые «народы» нужно понимать не в этническом, а в территориальном смысле (хорошо объяснено академиком В.А. Тишковым). С позиций этнонационального мифа даже робкое предположение о наличии в Среднем Поволжье до Волжской Булгарии «неправильных» в «этническом смысле» (пред)государственных отношений «должно быть» сурово раскритиковано, что И.Л. Измайлов и попытался сделать. Однако игнорирование неудобных фактов сделало его усилия напрасными.

Еще предки «именьковцев» находились в составе (пред)государственного «королевства» готов Германариха (разгромленного в 375 году гуннами). Затем на какое-то время они стали частью непрочной державы гуннов. Переселение из неспокойного Поднепровья в Среднее Поволжье было не медленным фронтиром, а довольно быстрым перемещением на сотни километров, организовать которое можно было только при наличии определенных «центров управления». Четко прослеживается линия укреплений на севере ареала именьковской культуры, следовательно, эта трудная работа координировалась неким политическим центром. Основная масса «именьковцев» в силу определенных причин, и будто бы по чьему-то приказу, относительно быстро покинула наш край. Организация перемещений больших масс населения, их мобилизация на общественные работы, например, строительство протяженной линии укреплений, являются функциями (пред)государства.

Доказывая «примитивность» общественно-политических отношений именьковцев и потенциальную невозможность образования ими государства, И.Л. Измайлов приводит следующие доводы, которые основываются на игнорировании имеющегося материала, или банальном незнании:

– Во-первых, мы бы имели следы этой торговли в виде престижных импортных изделий – оружия, украшений, монет и так далее, – Искандер Лерунович должен был знать о богатейшем именьковском Коминтерновском II могильнике с множеством импортных вещей, в том числе византийским стеклянным кубком, который явно использовался на пирах и был символом власти. Этот могильник находится относительно недалеко от Щербетьского селища, где, напомню, и был найден клад латунных слитков.

– Во-вторых, государственность предполагает правителя и его воинов, которая резко отличается своим богатством от податного населения. Первое, что начинает делать элита – это возводить престижные курганы и богатые захоронения. Если мы посмотрим на Европу этого периода, то без труда увидим подобные «княжеские погребения» с золотыми вещами, оружием, конским снаряжением и украшениями. Это правило, в котором нет исключений, – зачем смотреть на Европу, когда можно обратиться к материалам того же Коминтерновского II могильника (напомню, недалеко от места обнаружения клада латунных слитков) с его золотыми вещами, оружием, конским снаряжением и украшениями? Зафиксированная здесь деформация черепов разве не признанный для раннего средневековья признак элитарности (приходилось самому участвовать в расчистке этих «реп»)? Конечно, это не два десятка барсучьих нор, в одной из которых, по мысли И.Л. Измайлова, затерялся конунг викингов, но все же.

– Если этого нет, то и нет никаких оснований конструировать сословное общество, а, следовательно, и государство, – как мы увидели выше – это все есть, но сословного общества (о котором в моей статье, кстати, речи не шло) здесь действительно нет, и на раннем этапе (пред)государственных отношений его не могло быть. Мне кажется, что И.Л. Измайлов намеренно путает разные стадии развития государства, предлагая в ранних периодах искать элементы развитого средневекового сословно-классового общества. 

Напомню, что речь идет о раннем средневековье, и в это время на территории бывшей Западной Римской империи только начинают возникать варварские королевства, в которых мы при всем желании, в отличие от более поздней эпохи, не увидим оформившихся сословий и классов. Но эти королевства все равно называют «государствами». Напомню, что потестарными являются «общества прежде всего доклассовые или пребывающие на разных стадиях перехода от доклассовости к классовости, равно как общества раннеклассовые и общественные организмы со сложившейся докапиталистической классовой структурой» (Куббель Л. Е. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988. С. 24).

– В-третьих, если бы здесь было какое-то классовое общество, то хазарский каган использовал бы его для укрепления своей власти и сбора податей и налогов. А это бы непременно нашло бы отражение в источниках. Но ничего этого нет, – здесь И.Л. Измайлов явно подтасовал хронологию. Во время существования именьковской культуры, то есть в V-VII веках нашей эры хазары обитали в основном на Северном Кавказе, и в плане набегов интересовались Закавказьем и Ираном, и интерес к далеким средневолжским землям у них вряд ли был. Внимание к нашему краю у них могло возникнуть после разгрома арабским полководцем Марваном войска хазарского кагана в 40-е годы VIII века и переселения, в том числе, в низовья Волги (тогда и возникла их новая столица – город Итиль). К тому времени большая часть «именьковцев» ушла из Среднего Поволжья.

С хазарами контактировали потомки населения именьковской культуры, которые оставили в Поднепровье памятники славянской волынцевской культуры. Но вряд ли они были, как то рисует воображение Искандера Леруновича, «податными» по отношению к хазарам, иначе бы хазарский каган не обратился к византийскому императору с просьбой построить на границе с волынцевской культурой ряд крепостей (в том числе, знаменитый Саркел (Белую Вежу). Правитель хазар явно боялся северных соседей – волынцевцев, которые, скорее всего, составляли население Русского каганата. Это все я пытался объяснить Измайлову ещё 15 лет назад, но вместо нормального для ученого внимания к критике и более углубленной работы с материалом, он продолжил упражняться в сомнительных навыках перетасовки фактов. 

«Среди подданных Алмуша Ахмед ибн Фадлан булгар не увидел»

Не мог Искандер Лерунович обойти вниманием и принятое специалистами отождествление известных по сочинениям арабских средневековых авторов «сакалиба» со славянами (видимо, в Волжской Булгарии так называли потомков «именьковцев»). Желание «не видеть» славян в ранней истории нашего края, заставило И.Л. Измайлова опять заняться фальсификацией – он «переиначил в свою пользу» результаты многолетней работы, выводы докторской и монографии, известного специалиста Д.Е. Мишина. Ну, не пишет последний, что «в картине мира арабов сакалиба – это все народы, которые жили на Севере и не имели своего государства».

Наоборот, применительно к «Записке…» Ахмеда ибн Фадлана Д.Е. Мишин констатирует, что «употребление названия сакалиба правомерно считать не свидетельством его отнесения ко всем северным народам без разбора, а результатом следования автора неверному указателю, которым стало упомянутое выше послание (Алмуша – багдадскому халифу)». Д.Е. Мишин считает, что Алмуш, желая казаться перед халифом более влиятельным, чем оно было на самом деле, присвоил себе титул «правитель сакалиба», а Ахмед ибн Фадлан, уже будучи в нашем крае, называл его подданных «сакалиба».

К сожалению, Д.Е. Мишин, судя по его книге, не был знаком с данными археологии и лингвистики, иначе, используя все источники в комплексе, он бы не возражал против правомерности титулования Алмуша «царем сакалиба» (то есть, славян), и того, что в Волжской Булгарии Ахмед ибн Фадлан действительно видел славян-сакалиба. Стоит упомянуть и о том, что кроме посла и самого Ахмеда ибн Фадлана, в посольстве были некие Текин-тюрок и Барыс-сакалиба. Судя по тексту «Записки», Текин разговаривал по-тюркски с находившимися в посольстве тюрками, а Барыс и Текин сопровождали главу посольства и Ахмеда ибн Фадлана в их перемещениях по владениям Алмуша. Нетрудно догадаться, что Барыс (Борис?) и Текин – это переводчики соответственно со славянского и тюркского – основных языков населения Волжской Булгарии. В Багдаде знали, что отправляют посольство к сакалиба и тюркам, и имели прекрасное представление о языке сакалиба, так как в самом городе было много невольников славян, а рядом, в Малой Азии (в Византийской империи), имелись целые поселения пленников – сакалиба (славян).

«Двуязычность» Волжской Булгарии не изменилась и через сто лет после багдадского посольства. Когда в Багдад прибыли паломники из нашего края, на вопрос о своем происхождении они четко ответили – народ смешанный между тюрками и сакалиба.

Интересно заметить, что в своей «Записке…» Ахмед ибн Фадлан называет подданных Алмуша общим словом «сакалиба» (славяне), а всю страну «страной сакалиба», и при этом отдельно в связи с политическими событиями упоминает племена эсегел, сувар и баранджар. Кроме того, из зафиксированного в «Записке…» письма Алмуша багдадскому халифу четко следует, что Алмуш правит «сакалиба», а не «булгарами», а это, между прочим, свидетельство «от первого лица», констатируемое в дипломатическом документе самоназвание.

В «Записке…» слово «Булгар» упоминается три раза и только в контексте рассказа Ахмед ибн Фадлана о провозглашаемой в честь Алмуша хутбе. Она провозглашалась явно не местными священнослужителями (скорее всего, они были из Хорезма), а титул «царь Булгара» означал правителя отдельной области (с центром, видимо, в протогороде в районе нынешнего села Измери Спасского района; позднее «Булгаром» иностранцы стали именовать Биляр; в золотоордынский период это название закрепилось за современным Болгаром; еще позднее за Казанью: «Болгар аль джадид»). Переводчик текста Ахмеда ибн Фадлана во втором томе «Истории татар» этнизировала слово «Булгар» и некорректно превратила его в «булгары». Между тем, самих «булгар» арабский путешественник среди подданных Алмуша как раз и не увидел.

«И без весов можно торговать»

Читатель смог убедиться в том, сколько различных смысловых пластов современное историческое мифотворчество накладывает на, казалось бы, невинную проблему появления первых денег в Среднем Поволжье. Но и относительно самого археологического материала Измайлов не смог отказать себе в искажении фактов и подтасовках. Напомню, согласно выводам скрупулёзных работ нумизматов, встречающиеся в ареале именьковской культуры стандартные металлические палочки кратны сасанидской драхме и, по моему мнению, византийским монетам. Это доказывается тщательными расчетами. И.Л. Измайлов, сам не произведя ни одного подсчета, тут же отметает точку зрения коллег (бывшую, между прочим, частью их диссертационных исследований, и зафиксированную, например, во II томе «Истории татар»). Также расчетами специалистов доказан переход «именьковского стандарта» в 4,26 грамм в весовую систему Волжской Булгарии, а затем и Золотой Орды.

Искандеру Леруновичу это не нравится с идеологической точки зрения, и поэтому он отметает факты. Напомню, в мифе факты как таковые и не нужны, их заменяют эмоциональные конструкции, которые фактами не подтверждаются, а лишь иллюстрируются: этим миф и отличается от науки (В интервью Искандера Леруновича приведено фото древнерусских новгородских гривен, но фото именьковских гривен нет. Почему? А потому что похожи, поэтому и было решено не смущать читателя… Обходит он вниманием и факты находок обломков («рублей») именьковских гривен).  Хочется посоветовать И.Л. Измайлову, несмотря на все «метаисторические соблазны», хотя бы иногда обращаться к первоисточникам, иначе в барсучьей норе привидится не только конунг викингов.

Согласно мнению лингвиста В.В. Напольских, само слово «белка/деньги» в современных пермском, марийском и мордовском языках было «заимствовано» ещё из близкого к праславянскому «языка именьковцев» (Археология Волго-Уралья, Т. 4. С. 622). 

Стремясь показать «неразвитость именьковцев» в торговом отношении, И.Л. Измайлов «забывает» о находках на именьковской территории серебряных сасанидских монет, и наигранно вопрошает: «Где весы, разновесы и так далее?». Находок металлических весов действительно нет, но Искандеру Леруновичу должно быть прекрасно известно, что это не свидетельствует о неразвитости торговли. В том же раннем средневековье так любимые им викинги-русы тоже не имели весов, но подозревать их в «непричастности» к международной торговле сложно. Они, как незадолго до этого и «именьковцы», прекрасно обходились стандартными металлическими слитками. И это все согласно первоисточнику, словам очевидца, который видел торговавших русов в пределах нынешнего Спасского района Татарстана (то есть, в тех местах, где ещё к X век, видимо, оставались потомки «именьковцев» и недалеко от Щербетьского селища, где был найден клад латунных слитков): «Весов там не имеют, а только стандартные бруски металла. Они совершают куплю-продажу посредством мерной чашки» («Записка…» Ахмед ибн Фадлана).