От «дешевой историографии» к «научпопцыганству»: размышления о мифотворчестве казанского историка Искандера Измайлова, часть вторая

Источник: PROFY.RU

 «Когда факты не указ…»

Работ исследователей именьковской культуры И.Л. Измайлов не знает, иначе, как объяснить его грубые фактологические ошибки? Ещё 15 лет назад мне пришлось анализировать публичные высказывания Искандера Леруновича по «именькову» (Овчинников А.В. Дешевая историография), констатировать многочисленные ошибки и прямые подтасовки, но в ответ последовала его статья «Овчинка выделки не стоит» с потоком оскорблений в мой адрес: «болван-семинарист», «глупец», «крупное копытное животное», «баран», «в награду нашему зайчику нужно дать клочок медвежьего ушка», «наш морской волк» в овечьей шкуре», «мелкий, злобный и чрезвычайно завистливый человечек», «Крошка Цахес», «молодой дилетант», «молодой, но не по годам необразованный историк» и т.д. Напоминает реакцию модного коуча, которому прямо во время сеанса начинают задавать неудобные вопросы, по которым он, вроде бы, специалист, но ответить на них не может, и начинает оскорблять спрашивающего. Но это еще более-менее, а вот Остап Бендер во время игры в шахматы…

Складывается впечатление, что за прошедшие годы, когда появилось много нового введенного в научный оборот материала, знаний у И.Л. Измайлова не прибавилось. В научном дискурсе этот феномен объясняется известной цикличностью мифа: если наука стремится к линейному накоплению знаний (эмпирики и теорий), то в этнонациональных историях, если ситуация показалась «удобной и выгодной», вполне можно снова обнародовать почти неизмененный текст полуторадесятилетней давности. Если Остап Бендер играл в шахматы во второй раз в жизни, то и Измайлову в данном случае, судя по его интервью, пришлось заняться «именьково» также второй раз в жизни…

Вот типичный пример «открытий» Искандера Леруновича в историографии той темы, на которую он взялся рассуждать. По его мнению, известный московский археолог А.П. Смирнов (1899-1974) «считал, что (похожую на именьковскую, керамику. – А.О.) оставило некое финно-угорское население, которое с древности проживало в Среднем Поволжье и именно его покорили булгары, мигрировав из Подонья». Измайлов не знает, что именно А.П. Смирнову первому принадлежит идея о раннем славянском присутствии в Волго-Камье. Алексей Петрович считал, что сюда славяне вместе с булгарами пришли с территории Подонья и оставили после себя Рождественский II могильник, похожий на находящийся на территории левобережья Днепра славянский Волынцевский могильник. 

Измайлов же утверждает наоборот, что, якобы, согласно А.П. Смирнову оставившее Рождественский II могильник население ушло из наших краев на Днепр (здесь явная путаница с концепцией академика В.В. Седова (1924-2004), которая (путаница) возникла из-за поверхностного знакомства И.Л. Измайлова с историографическим материалом; о творчестве А.П. Смирнова я имею некоторое представление, т.к. защищал по этой теме диссертацию).

Самая грубая «историографическая» ошибка И.Л. Измайлова заключается в утверждении о том, что «в 1961 году Владимир Генинг вдруг нашел возле села Именьково целое поле погребений с небольшими округлыми ямами с признаками трупосожжения». Искандер Лерунович «вдруг» спутал очень небольшой Именьковский III могильник (исследовано П.Н. Старостиным (1936-2012) 3 погребения в 1983 г.) с большим «полем погребений» Рождественского II могильника, где В.Ф. Генингом (1924-1993) в 1956, 1957 и 1958 гг. было исследовано 123 погребения (сам Владимир Федорович первооткрывателем памятника не был; свою первую курсовую я писал как раз о Рождественском II могильнике). 

В именькововедении спутать Именьково и Рождествено – это все равно, что в исследованиях по Древней Руси перепутать Киев и Новгород. Возвращаясь в дискурс «инфоцыганства» представим себе, что какой-нибудь «тренер по жизненным энергиям», которые, якобы, «циркулируют внутри организма», вдруг перепутал печень и селезенку: профессиональный врач схватился бы за голову, а вот «тренер» пожал бы плечами: «подумаешь, мелкая неточность»…

И.Л. Измайлов не компетентен в тех вопросах, о которых взялся рассуждать. В этом он похож на украинского историка Я. Пилипчука, текст которого об именьковской культуре мне пришлось разбирать несколько лет назад, и о котором недавно вышла статья известного уфимского археолога В.А. Иванова с говорящим названием ««Мастер-класс» на тему: как не надо писать этнокультурную историю Урало-Поволжья в средние века».

В рамках науки подобная некомпетентность и одновременные претензии на глобальные выводы недопустимы, но в мифическом пространстве этнонационализма и «научпопцыганства» «все нормально»: будь убедительнее, сделай вид, что что-то «знаешь» по теме, и таким образом, хоть криком, «докажи» то, что нужно. Такая стратегия характерна для обыденного сознания. Например, мне иногда приходится наблюдать перебранки пассажиров и кондукторов в автобусе, и в таких «диалогах», где участники демонстративно друг друга не замечают, очень важны высота голоса и умение хоть что-то сказать, желательно, последним, и тогда приходит уверенность в собственной победе в споре. К сожалению, в силу определенных социально-политических причин эти «стандарты» перешли и к некоторым провинциальным академическим работникам.

Важное научное достижение, о котором И.Л. Измайлов не упоминает (здесь, скорее всего, по незнанию) – выделение специалистами предшествовавшего «именькову» средневолжского варианта киевской культуры (III-V вв. н.э.), которую многие исследователи напрямую связывают с (пра)славянами (работы Д.А. Сташенкова). Наибольшая концентрация этих памятников наблюдается в пределах Татарстана в районе реки Большой Черемшан, а один из памятников исследован даже на территории Болгара. Повторюсь, что пришедшие с территории Поднепровья и обитавшие в Среднем Поволжье в III-V в. (пра)славяне явились одной из основ для формирования более поздней именьковской культуры (V-VII вв. н.э.).

Незнание конкретного материала И.Л. Измайлов пытается компенсировать некой «эзотерической», вернее, этногенетической «теорией», понятной только ему одному, но ставящей оппонентов чуть ли не на одну ступень с германскими идеологами 1933-1945 гг. Суть этой «теории» заключается в констатации, якобы, не особой важности археологического материала для воссоздания этнических процессов средневековья. Специалисты-булгароведы в своих обобщающих работах следующим образом оценили «новации» Искандера Леруновича: «возникает огульная критика археологических источников и особая «этническая» трактовка историографии, которая получила распространение в 1990-х гг. в периодической литературе в Татарстане. 

Эта ситуация спровоцировала внедрение в исторические и даже археологические исследования псевдоисторических, а зачастую и просто фальсифицированных сюжетов. Появились «метаисторики», которые, отвергая «археологическую историю», предлагают особый подход, дающий якобы возможность реконструировать историю при отсутствии аутентичных письменных источников, с привлечением неких надстроечных идеологем. Публиковались работы, выставляющие волжских булгар «воинственными миссионерами ислама», а сложение булгарской государственности – результатом прихода «надэтничной» военно-дружинной культуры» (Руденко К.А. История археологического изучения Волжской Булгарии (X – начало XIII в.). Казань, 2014. С. 536). Очень точное замечание известного булгароведа К.А. Руденко о метаистории с надстроечными идеологемами делает оговорку о эзотерической природе «теорий» И.Л. Измайлова отнюдь не случайной: эзотерика также оперирует малопонятными интуитивными психологическими переживаниями, с помощью которых затем «объясняется» прошлое и будущее.

Продемонстрировав свое незнание материалов именьковской культуры, И.Л. Измайлов начинает «сравнивать» эти же материалы с известными раннесредневековыми славянскими археологическими культурами. Однако сравнивает странным образом – не в комплексе, а по отдельным элементам, и, понятное дело, «успешно доказывает», что «не похоже». Напомню, что этнонациональные истории – вариант современных объяснительных мифов, в рамках которых мыслительные операции сравнения связаны не с упорядоченными логическими категориями, а с поверхностными аналогиями. В результате этого ещё в древности в мифическом сознании рождались странные существа с частями тела от разных животных (см., например, известного сфинкса). Рассуждения И.Л. Измайлова по ранним славянам в Среднем Поволжье, в которых факты объединены не логикой, а эмоциями, похожи на этих странных мифических существ. 

Отдельно от всего комплекса источников И.Л. Измайлов рассматривает и данные лингвистики. Если раннее он, что мною было доказано (Овчинников А.В. Дешевая историография), при цитировании подделывал тексты работ лингвиста В.В. Напольских, то теперь, воспользовавшись форматом интервью, он предпочитает прямых цитат этого автора не приводить, но сам, не будучи лингвистом, пускается в рассуждения о языке, результатом которых становится ожидаемое утверждение о том, что именьковское население нельзя связывать со славянами.

«Цена» подобным выводам И.Л. Измайлова уже известна, и поэтому логичнее обратиться к текстам самого В.В. Напольских: «Для середины I тыс. н. э. следует предполагать присутствие в среднем Поволжье носителей языка балто-славянского типа, отличающегося от восточно-балтского и по ряду признаков сближающегося с праславянским. …Гипотеза о связи носителей данного языка с миграцией с юго-запада создателей именьковской археологической культуры остается на сегодня наиболее адекватным объяснением данных фактов (можно, видимо, говорить не только об именьковцах, но и о предшествовавших им в среднем Поволжье земледельческих группах западного происхождения)» (Археология Волго-Уралья, 4 том, 2022 г. С. 622).

И.Л. Измайлов не очень стремится быть со своими читателями последовательным в суждениях. Он решает, прежде всего, свои собственные проблемы, поэтому, в зависимости от ситуации, он «не боится» противоречить самому себе. Например, в 2010 г. ещё не будучи сотрудником Института археологии АН РТ он убедительно доказывал, что такой институт не может существовать самостоятельно, т.к. историкам, этнографам и археологам непременно нужно работать комплексно:  «именно в рамках комплексного института, в котором работают люди разных профилей знания, создавая совместное исследование», «Теперь же мы искусственно выделили из общей гуманитарной науки какой-то кусок (т.е. создали отдельный Институт археологии – А.О.)», «Самостоятельный Институт археологии может существовать в Москве или Санкт-Петербурге, но у нас это просто невозможно», «…подобный институт как таковой – чисто имперская выдумка» (Булгаризм возрождается, 2010). Спустя время, когда И.Л. Измайлов сам стал сотрудником Института археологии, это учреждение для него перестало быть «имперской выдумкой», и Искандер Лерунович убедительно доказывал сложность объединения археологов с историками и этнографами: «объединение двух сложившихся коллективов — это всегда дело очень непростое, нужно будет менять и структуру научных программ, изысканий, а также целый ряд других моментов»… 

Реалиями современного «инфоцыганства» является пренебрежительное отношение к аудитории со стороны коучей, энерготренеров и прочих главных лиц действа. Иногда своих последователей они называют довольно определенно, но воспроизводить эти эпитеты я не буду.

«Гиперборейский оттенок» Золотой Орды

Я обрисовал последние важнейшие историографические тенденции в изучении проблем именьковсковской культуры. Что же касается взглядов И.Л. Измайлова, то для сообщества специалистов они являются «маргинальным анекдотом», и не более. Построения Искандера Леруновича относятся не столько к науке (хотя и маскируются под некую «науку»), сколько к современным общественно-политическим процессам, т.е. тем самым упоминавшимся этнонациональным историям. Для последних характерна актуализация этнического фактора, поэтому И.Л. Измайлов наделяет меня ролью русского националиста, который фантазирует о мифическом славянском государстве в Среднем Поволжье. Тем самым, он помещает меня в компанию адептов фольк-хистори, которые рассуждают о славянах-арийцах, Гиперборее и т.д. Такой ход – обычная подтасовка, не имеющая к науке никакого отношения.

Научный круг и круг участников застолий не всегда совпадают, и если бы И.Л. Измайлов «погуглил», то узнал бы о моих статьях по деконструкции арийского мифа в национализмах Татарстана, а также о моей критике казанского вузовского учебника, в котором повествовалось о славянах-ариях, якобы, живших в Атлантиде и совершавших трансконтинентальные перелеты (никто кроме меня, учитывая высокий статус автора учебника, против этих построений не выступил). Наряду с Петром Николаевичем Старостиным (лучшим специалистом по «именькову»), своим Учителем в науке я считаю Виктора Александровича Шнирельмана – крупнейшего в современной России специалиста по изучению расизма, мигрантофобии, исторических мифов и «войн памяти». Именно ему принадлежит фундаментальный труд о «приключениях арийского мифа», а мои работы по этой теме являются конкретизацией на региональном материале. Однако, И.Л. Измайлов конструирует свою «реальность», и горе тем «неправильным фактам», которые в эту «реальность» вторгаются.

Сам того не замечая (или все очень хорошо замечая и понимая), «прогрессивными чертами» Атлантиды и Гипербореи Искандер Лерунович наделяет Волжскую Булгарию и Золотую Орду, при этом всячески подчеркивая «отсталость» «именьковцев»: «в Среднем Поволжье новое население с передовой культурой пришло и поселилось в том же ареале, что и именьковцы. Поэтому явно, что население растворилось без следа». Сам принцип подобного противопоставления как раз «родом» из «арийско-гиперборейского» мифа.

Искандер Лерунович забывает упомянуть, что булгары заселяли Среднее Поволжье «волнами», и первая волна, непосредственно пришедшая на смену основной массе именьковцев-земледельцев – это ранние булгары-кочевники. Они оставили на юге Татарстана, в Ульяновской и Самарской областях погребальные памятники т.н. «новинковского типа», и их (булгар) по численности, вопреки мнению Измайлова, явно было меньше «именьковцев», и они вряд ли обладали «новыми формами ремесла, земледелия и торговли». Дальнейшее же оседание булгар и появление у них земледелия многие исследователи связывают с остатками именьковского населения и новой волной булгар – беженцев из разгромленной киевским князем Святославом Хазарии. Причем, в отличие от Измайлова, эти авторы знали сам археологический материал. Например, наш «авторитетный специалист» заявляет, что «именьковская соха вообще не нашла никакого отражения в агротехнике булгар». Вопреки этому, известный специалист по ранним славянам В.В. Седов со ссылкой на специалиста по земледельческим орудиям древней и средневековой Восточной Европы Ю.А. Краснова (1931-2000) отмечал, что «наральники Волжской Болгарии полностью идентичны именьковским» (Седов В.В. Славяно-болгарские связи на Великом Волжском пути. С. 64).

В целом И.Л. Измайлов признает совместное проживание волжских булгар и остатков «именьковцев», но вторые в его воображении почему-то оказываются «податным населением» по отношению к первым (более «прогрессивным»), а затем и вовсе, якобы, растворяются в массе своих «господ» без следа, в том числе, «лингвистически» (о славянском добулгарском происхождении названия ряда современных рек в Татарстане, например, реки Черемшан, он, якобы, «не знает»; представляется перспективным дальнейшее изучение специалистами славянских заимствований в чувашском языке).

Если мы обратимся к изданиям Института истории АН РТ, то их авторы уже который десяток лет подчеркивают «прогрессивность» древних и средневековых тюрко-татарских государств, особенно Волжской Булгарии и Золотой Орды, развитие в них культуры, науки, искусства, торговли (отсюда рассуждения И.Л. Измайлова о «векселях» в Улусе Джучи), и одновременную «подчиненность» русских княжеств, особенно Москвы, заимствование ими достижений той же Орды, особенно в практиках государственного управления, ордынское происхождение политической элиты и т.д. (см., например, многие статьи в журнале «Золотоордынское обозрение»).

На мой взгляд, здесь имеет место быть ни что иное, как, на научном языке, рецепция (заимствование и приспособление) «гиперборейско-арийского» мифа. Этим мифом в 1990-е гг. активно пользовались «булгаристы», «творчески заимствовав» его у русских националистов-неоязычников (соответственно, «заменив» славян-ариев на булгар; см. передвижения булгар по просторам Евразии в трудах профессора З.З. Мифтахова (1937-2013), в свою очередь, являющиеся «калькой» перемещений арийцев). Однако «булгаристы» проиграли борьбу за внимание властей, а их противники «татаристы» (в том числе, И.Л. Измайлов) смогли в середине 1990-х гг. предложить местным элитам менее экзотичный «ордынский миф», но с такими же эпичными перемещениями по просторам Евразии (под «ордынский миф», в конечном счете, и был создан Институт истории АН РТ, а позднее под «миф 922 года» был образован Институт археологии АН РТ).

«Арийский миф» соблазнителен для идеологии, поэтому его все-таки решили оставить «в запасе», а отдельными концептуальными элементами, особенно, связанными с культуртрегерством, пользоваться по мере необходимости (в упоминавшемся семитомнике «История татар», в целом подготовленном «под шапкой» «ордынского мифа»,  повествование все же начинается именно с арийцев; напомню, что в мифе категория «причина» слабо представлена, её заменяет «начало»). Часто применяемая И.Л. Измайловым оппозиция «прогрессивные волжские булгары»-«менее развитое податное население», скорее всего, «списана» с активно используемого в Гиперборейском мифе противопоставления «высокие, солнечные, прогрессивные арийцы»-«другие племена» (недавно Искандер Лерунович опубликовал статью с явным соответствующим подтекстом: «Татары, как военно-служилое сословие, питались лучше, были сильнее и на 10 сантиметров выше крепостных»). 

Также недавно в одном из юридических журналов была напечатана нашумевшая статья статусных авторов, которые рассуждали о делении населения планеты на развитых и прогрессивных «людей Земли» и «людей праха» («рептилоидов»)... С научной точки зрения, это, безусловно, очередная редакция «арийского мифа», как и построения Измайлова. Таким образом, этнонациональные истории, сбросив маску академичности, окончательно оказались в том же ряду, что и транслируемые некоторыми телеканалам «шокирующие гипотезы».