Отмена бумажных денег НЕ уничтожит государство

Автор: Райан МакМейкен (Ryan McMaken)

Среди сторонников как золота, так и криптовалют обрел популярность один мем: «Исправим деньги – исправим мир». Данный лозунг основан на идее, что если перейти на какие-либо товарные деньги – будь то криптовалюта или металл – и отказаться от бумажной валюты, то мир станет намного лучше.

В своей умеренной форме, конечно, данный девиз неоспоримо верен. Контролируемые государством деньги аморальны, опасны и ведут к обнищанию. Они создают условия для грабежа правительством частной собственности посредством инфляционного налога и, следовательно, позволяют государству больше заниматься тем, что у него получается лучше всего: воевать, убивать, лишать свободы, красть и обогащать друзей режима за счет всех остальных. Приватизация денежной системы и «отделение денег от государства» поможет ограничить такие действия.

Но также важно не переоценивать преимущества вывода денег из-под контроля государства. Соблазн довести идею об «исправлении мира» до утопических уровней часто можно увидеть как среди криптовалютных максималистов, так и среди некоторых сторонников золота.

Например, как минимум один криптовалютный энтузиаст считает, что биткойны «положат конец государствам». А в одном особенно преувеличенном абзаце от другого сторонника биткойнов нам говорят, что криптовалюта, в сущности, избавит от всех бед от бедности до коррупции и разрушения окружающей среды.

Идея о том, что переход на другие деньги каким-то образом положит конец кражам, бедности или даже войнам, – это мессианское мышление, дающее фору марксистам старой школы.

Да, мы все согласны, что если «улучшить деньги», то можно также «улучшить мир». Но если лишить государство монополии на деньги, оно не смотает удочки и не исчезнет за одну ночь. (Не говоря уже о том, что, если изменить деньги, плохая еда или бедность тоже никуда не денутся.)

Государства долго существовали, не имея контроля над деньгами. И они продолжат существовать, когда вновь лишатся этого контроля, – если только не произойдут также глубинные идеологические изменения.

Государства старше правительственных денег

В недавней статье для mises.org под названием «Как правительства захватили контроль над деньгами» (How Governments Seized Control of Money) я исследовал раннюю историю европейских государств и долгий процесс того, как государства постепенно захватывали контроль над деньгами и финансовой системой. Однако примечательно, что власть государств росла задолго до того, как они установили нечто хотя бы отдаленно напоминающее настоящую монополию на денежную систему – или стали создавать правительственные деньги.

То есть сами государства намного старше их нынешних денежных монополий. В XVI-XVII вв. государства впервые создали огромные регулярные армии. Они учредили меркантилистскую экономику. Многим правителям удалось сколотить большую бюрократию, служащую абсолютистскому государству. Государства были централизованы в такой степени, какая не наблюдалась в Западной Европе со времен римлян. То был период огромного роста власти государей и их приспешников.

Однако эти государства не могли «печатать деньги» и пользоваться преимуществами правительственных денег, за исключением очень кратковременных и ограниченных случаев. Данный период невероятного роста государств был также периодом «одновременных» или «параллельных» валют, когда в одном государстве конкурировало большое разнообразие золотых и серебряных монет – в большинстве своем иностранных. Многие попытки режимов выпускать сомнительные, обесцененные деньги провалились, потому что было очень много альтернатив. Однако это не помешало, например, Людовику XIV (Louis XIV) построить могущественное государство.

Поэтому, когда мы спрашиваем, могут ли государства выжить без правительственной валюты, опыт показывает, что определенно да.

Государства могут облагать налогами и без правительственных денег

Существование и здоровье государства не зависит от правительственных денег или кредитно-денежной инфляции. Конечно, они помогают государству, но не являются критичными элементами уравнения. Настоящее значение имеет способность государства применять монополию на средства принуждения для конфискации ресурсов.

Выдающийся историк государства Чарльз Тилли (Charles Tilly) отметил, что «ни одно государство не просуществует долго» без способности заниматься «изъятием» или «привлечением у своих подданных средств для государственного строительства, ведения войны и защиты» [1].

«Изъятие», конечно, для большинства современных читателей означает всего лишь «налогообложение». Но исторически это может означать и другое. Государства могут изымать ресурсы, требуя уплату дани за услуги по «защите», якобы им предоставляемые. Такую дань, например, местные правительства могут платить центральному. Государства также часто владеют большим количеством земли и другого имущества. А значит, государства могут извлекать ресурсы напрямую через аренду, лизинг и сборы. Государства также могут предоставлять монополии номинально «частным» организациям, обеспечивающим государству как осязаемую, так и неосязаемую выгоду (это распространенная тактика в меркантилистских и им подобных системах). Правительственные деньги или монополия на производство денег ни для чего из этого не требуются. Достаточно, чтобы государство имело принудительную силу, позволяющую взимать налоги, аренду, дань и прочие блага.

Тем не менее некоторые сторонники криптовалют пытались утверждать, что когда финансовая система будет децентрализована благодаря криптовалютным сетям, государства каким-то образом не смогут взимать налоги. Если бы ресурсы не имели других форм, кроме денежной, то это могло бы быть верно. Но это не так. Поскольку люди – физические существа, нуждающиеся в еде, воде, крове, тепле и т. д., государству достаточно сосредоточиться на налогообложении и отслеживании физических товаров. Конечно, это перенесет налоговое бремя с финансового сектора на физические активы, но не положит конец способности облагать налогами.

Если у государств станет меньше доступа к денежной экономике, они поднимут налоги на недвижимость, розничную торговлю, топливо и малоподвижный физический капитал. Такие государства могут даже требовать, чтобы эти платежи совершались предпочитаемыми ими деньгами, что гарантирует продолжение государственного контроля над деньгами, даже если это менее предпочитаемые деньги в конкурентной среде. Те, кто откажется повиноваться, столкнуться с конфискацией своих активов под дулом государственного оружия.

Ведение войн: ключевая деталь головоломки

Наконец, стоит вспомнить, зачем государствам вообще нужно изымать все эти ресурсы. Одна из причин, конечно, в том, что изъятие ресурсов порождает еще большее изъятие ресурсов. Когда у государства есть армия сборщиков налогов и регуляторов, становится проще еще больше расширить изъятие ресурсов. К счастью – с точки зрения государства, – на это требуется лишь малая часть всех поступлений. Более того, можно рассчитывать на то, что многие налогоплательщики повинуются с энтузиазмом.

Огромная часть этих поступлений – практически все до появления современных государств всеобщего благоденствия – традиционно шла на то, что Тилли называет «фактическим минимумом действий государства». Сюда относятся:

- государственное строительство: сдерживание и атака конкурентов и бунтарей на территории, контролируемой государством;

- ведение войны: атака конкурентов за пределами территории, уже контролируемой государством;

- защита: сдерживание и атака конкурентов главных союзников правителей, будь то на контролируемой государством территории или за ее пределами.

Данные действия – это «ключевые компетенции» государств, и они также составляют – как отметил Ротбард (Rothbard) – их задачи с самыми высокими ставками. У них высокие ставки, потому что государства, не справляющиеся с этими задачами, как правило, обречены. Таким образом, даже если государства будут вынуждены отказаться от своих программ всеобщего благоденствия, они будут отчаянно сражаться, прежде чем откажутся от этих «минимальных действий».

Исторически, конечно, государствам удавалось получить больше, чем достаточно, если говорить об изъятии ресурсов в целях защиты своих принудительных сил. Монополия над деньгами и правительственная валюта никогда не были существенными составляющими этого уравнения. Государства весьма изобретательны, если говорить о займах, угрозах и пропаганде, когда необходимо вести войну – будь то с иностранцами или против собственного народа.

Идеологически, конечно, истоки государства в значительной мере кроются в способности государственных агентов обещать «защиту» как от иностранных, так и от внутренних угроз. И пока широкие массы верят, что государство необходимо в этом уравнении, государство будет способно требовать уплату налогов, повиновение и «единство». Если кто-то сомневается, что такие идеи живут и здравствуют, достаточно заговорить о разделении США на меньшие части. Скорее всего, вы тут же услышите, что этого нельзя допустить, потому что Китай (или еще какая-нибудь страшилка) представляет слишком большую угрозу для американских «национальных интересов». Нам говорят, что нужна «сильная Америка». Конечно, эта «сила» финансируется за счет наших налогов.

Идеологический контроль государств над общественностью в этом отношении очень силен. Если только идеологии существенно не изменятся, большинство людей в мире, скорее всего, будут и дальше считать, что государства защищают их от различных мнимых зол. Следовательно, отделение денег от государства фундаментально не изменит мир геополитики. Оно не изменит того факта, что многие государства чрезвычайно популярны и рассматриваются населением как важные и благодетельные. Более того, извечные источники конфликтов никуда не денутся. Этнические трения останутся. Национализм не исчезнет. Споры из-за границ или из-за того, кто имеет «право» контролировать ту или иную стратегическую часть побережья, не прекратятся.

Да, лишить политиков и бюрократов контроля над деньгами – это определенно хорошо, и это нужно сделать быстро и основательно. Но это не «справит мир». Это лишь одна деталь намного большей головоломки.

·        1. Charles Tilly, Coercion, Capital, and European States, AD 990–1992 (Malden, MA: Blackwell, 1992), p. 96.