Плохая кампания: приведет ли обязательная вакцинация к расколу общества

Автор: Алексей Фирсов

Фото: Zuma/TASS

Активные сторонники вакцинации, находясь в меньшинстве, часто выбирают агрессивный и высокомерный тон обращения к инертным гражданам, а государство тем более не научилось говорить с обществом на равных. Все это приводит лишь к сплочению противоположной группы, считает социолог Алексей Фирсов.

Сбой вертикали

Российское общество столкнулось с двумя противоречивыми сигналами. За последние месяцы Владимир Путин несколько раз говорил о том, что вакцинация должна проходить исключительно добровольно. Но не прошло и двух недель с его последнего заявления на эту тему, как мэр Москвы Сергей Собянин фактически принудил значительную часть городского бизнеса к обязательной вакцинации 60% своих сотрудников. 

Дело, разумеется, не ограничится одним регионом. За период эпидемии Москва стала восприниматься в качестве испытательного полигона для ограничительных мер, которые после апробации можно продвигать вширь. За московским опытом будут внимательно следить; как и ранее, появится часть губернаторов, которые с ним не согласятся, но возникнут и адепты — о подобных решениях уже сообщили в Кузбассе и на Сахалине. При этом каждая группа может ссылаться либо на позицию президента, либо на легализованный практикой кейс столицы.  

Первый вопрос, который здесь возникает: что стало причиной рассогласования управленческих импульсов? Проблема была создана самой же властью. Выдвигая тезис о добровольности, президент одновременно сформулировал KPI для правительства: выйти на уровень коллективного иммунитета (как минимум 60% взрослых) уже в этом году. Но ведь очевидно, что достичь этого показателя при 10-12% полностью вакцинированных без административных механизмов невозможно. Число управленческих ловушек стало множиться, пришлось идти напролом. 

Это обстоятельство не отрицает факта третьей волны и нарастания угроз. Но все же гражданин вправе спросить: почему при наличии свободного доступа к вакцине я не могу самостоятельно определять свою жизненную стратегию? В том числе сохранять право на болезнь? Ведь у каждого теперь есть инструменты для самозащиты, доступ к вакцине не ограничен. Однако этот экзистенциальный вопрос не учитывает наличия ведомственных нормативов.

Другая сторона проблемы в том, что к лету у государства возник разрыв между накопленным потенциалом (профицитом вакцин) и возможностью его реализации. Такая ситуация дестабилизирует систему. Запущенные механизмы вращаются впустую, отчетность за уже реализованные ресурсы не идеальна. Возможно, ситуация была бы другой, если российским вакцинам удалось более масштабно выйти на внешние рынки. Но прорыва не произошло. 

И наконец, еще один повод для рефлексии: кто сейчас уже является центром ответственности за вакцинацию? Раньше ответ на этот вопрос лежал в плоскости отношений государства и гражданина. Теперь, по крайней мере в Москве, власть передает ответственность работодателю, снимая проблему с себя. Не получилось с лотереями или с социальной рекламой — разбирайтесь внутри коллективов, кого включать в эти 60%. 

Почему не взлетело

Причины низких темпов вакцинации объясняют по-разному. Много разговоров про кризис доверия к власти. На самом деле толком вопрос об отказе значительной части населения от вакцинации не изучался. Факторов гораздо больше, однако их анализу помешал феномен социологического оптимизма, когда опросы показывали, что не менее половины граждан готовы к прививке и ждут ее. Между тем высокая доля социально одобряемых ответов — прогнозируемый результат в подобных опросах, и расчет на нем не построишь. Подвела и неровность динамики: сначала вакцинироваться пошли наиболее подготовленные слои, создавая иллюзию ажиотажа. Оценить толщину этого слоя также не удалось, и, когда он иссяк, темпы резко упали. 

Однако, если обобщить наблюдения социологов и зарубежный опыт, можно выделить по крайней мере три группы вызовов: отсутствие сложного механизма подталкивания к вакцинации, комбинирующего инструменты поощрения и ограничения (ставка делалась на саму возможность привиться бесплатно), широкий временной период уличной свободы после прошлогоднего локдауна, когда у большинства создалось ощущение победы над эпидемией (в отличие от европейских стран, где локдаун прошел через несколько этапов ужесточения), отсутствие у административного аппарата навыка убедительного разговора с гражданами при попытке имитировать его рекламными приемами.

Как следствие, ядро антипрививочников, в начале пандемии не очень большое (на уровне 7-8%, по данным ЦСП «Платформа»), стало быстро расширяться. Сработали и культурный код, склоняющий граждан к фатализму и снятию с себя ответственности за решение, и недоверие к национальному продукту в целом, и не очень последовательная позиция низовых врачей, которым в основном и доверяют, и еще ряд стереотипов. За все это время у государства так и не получилось сделать общество партнером, выйти на равный диалог с ним. Ставка была сделана на патерналистский подход — дисциплину, страх. Выдающимся примером жесткой модели является как раз правительство Москвы, взявшее на себя функцию апробации передовых практик, хотя далеко не факт, что такие эксперименты надо начинать в столице. 

Но самым неудачным коммуникационным приемом кажется сегрегация общества на «передовую» и «отсталую» части. Возникла она, возможно, спонтанно, но сейчас производит впечатление направляемой кампании. Проблема в том, что прогрессисты, находясь в меньшинстве, часто выбирают агрессивный и высокомерный тон обращения к инертному слою. Ставка на раскол неэффективна и ведет к сплочению позиции противоположной группы. Результативней не определять своего оппонента в качестве «дебила» или «саботажника», а признать за ним право на позицию. Возможность быть убедительным достигается через понимание того, на чем основана инаковость другого и придание ей — хотя бы на время — равного статуса.

Что дальше

Конечно, принудительная вакцинация не станет аналогом церковного раскола XVII века, когда староверы готовы были сжечь себя, лишь бы не принимать навязанные властью правила. И все же мы можем получить серьезную социальную травму. Любой резкий нажим рождает в глубине общества реакции, прогнозировать которые заранее невозможно. В первую очередь начнется игра в ускользание: российский обыватель имеет огромный опыт маневренности, не позволяющей государству поймать человека в свои контрольно-распределительные механизмы. Делать это в цифровую эпоху сложнее, чем раньше, но далеко не все возможности исчерпаны, в первую очередь на уровне бытовой коррупции. 

При этом за счет принудительных мер удастся временно поднять темп вакцинации, прибавить к существующему уровню еще 10-15%. Простое административное принуждение спасет управленческую систему от ступора и поиска сложных ходов. Однако далее усиливать нажим станет рискованно из-за думской кампании, а после выборов и прочие обстоятельства могут поменяться. Так что вакцинация скорее всего будет хотя и обязательной, но при этом крайне непоследовательной.