Почему китайские рабочие-мигранты остаются без пенсий

Сорок лет прошло с начала экономических реформ в Китае. Те 20-летние, кто оказался в первом эшелоне трудовых мигрантов — основного ресурса страны в течение многих лет стремительного роста ВВП, достигают пенсионного возраста, но лишь немногие из них смогут прожить на пенсионные выплаты, несмотря на 30-40 лет трудового стажа. Почему такая несправедливость.

Шесть часов утра, грохот строительной техники на стройплощадке в Шэньчжэне извещает о начале нового дня. В столовой 47-летний повар Тан Сунань занят приготовлением еды для своих коллег, большинство из них – рабочие мигранты из разных уголков Китая.

Тан, будучи рабочим-мигрантом, никогда не думал, что проведет в Шэньчжэне большую часть своей жизни. В 1991 он покинул родную деревню в пригороде Чунцина и проделал четырехдневное путешествие в надежде найти здесь работу. Будучи представителем так называемого первого поколения рабочих мигрантов, Тан своим трудом не только помог семье вырваться из нищеты, но и превратить Шэньчжэнь из захолустья в путеводную звезду экономического развития.

Однако, приближаясь к закату активного трудоспособного возраста, Тан осознал серьезную проблему: все эти годы он работал как временно наемный рабочий, а запутанная и жесткая государственная социальная политика в таком случае оставляет крошечную надежду на хорошую пенсию. Мигранты, потратив десятилетия своей жизни на строительство мегаполисов – плодов китайского экономического бума, вернутся в свои родные деревни и будут доживать дни на грошовые государственные пенсии.

Первое поколение рабочих-мигрантов в Китае приближается к пенсионному возрасту, который составляет 60 лет для мужчин и 50 для женщин. (Женщины-госслужащие выходят на пенсию в 55.) Государственная статистика показывает стремительный рост числа рабочих-мигрантов старше 50 лет, с 40 млн человек в 2012 году до более чем 61 млн в прошлом году. И все-таки менее четверти рабочих-мигрантов в Китае делают выплаты в так называемые программы социального страхования – китайскую систему пенсионного обеспечения – и только совсем немногие имеют личные сбережения для комфортной жизни после выхода на пенсию. В результате миллионам мигрантов грозит возвращение в нищенское существование, из которого они пытались вырваться в прошлом.

Из десяти опрошенных Sixth Tone трудовых мигрантов, работающих в Шэньчжэне долгое время, только один планирует остаться в этом городе после выхода на пенсию, потому что его дети получили здесь право на постоянное проживание. Никто из них не считает Шэньчжэнь своим домом. Рефреном проходит ощущение, что город оказывает усердно работающим в течение многих лет мигрантам холодный приём, в особенности, когда их возраст близится к завершению карьеры. «Шэньчжэнь не просто вдруг сам собой стал таким, какой он сейчас, — говорит Тан. — Он построен кровью и потом таких как я».

Неопределенное будущее

Тан не заканчивает работу раньше 8 часов вечера. В мерцающем свете ночных улиц он на электроскутере возвращается домой мимо бараков для рабочих. Он сам живет в 25-метровой однокомнатной квартире с 45-летней женой, которая работает на фабрике, выпускающей ремешки для часов и их 17-летним сыном, который учится в школе.

«Шэньчжэнь не просто вдруг сам собой стал таким, какой он сейчас. Он построен кровью и потом таких как я»

В 90-х, когда Китай принял рыночную экономику, Шэньчжэнь был местом силы. Там появилась первая в стране специальная экономическая зона и одна из первых безопасных территорий для иностранных инвестиций и частного предпринимательства. В 1991 средний доход в сельскохозяйственных районах страны составлял 700 юаней в год (тогда около 60$), для сравнения годовой доход в Шэньчжэне превышал 5000 юаней. Тан приехал сюда в возрасте 20 лет после того, как прочитал в газете, что семьи, проживающие в Шэньчжэне, тратят несколько сотен юаней в месяц на еду. Такие расходы были немыслимы для жителей его родного города.

Когда Тан приехал в Шэньчжэнь, район Пиншань, где он сейчас живет, выглядел так же бедно, как и его родной городок. А сегодня это процветающий промышленный центр. «Здесь были холмы и рисовые плантации. Государственное районное управление располагалось в обветшалом глинобитном доме, — вспоминает Тан, мужчина среднего возраста с грубой, загорелой кожей и седыми волосами. — Тогда сотни молодых людей со всей страны выстраивались в очереди перед воротами фабрик, претендуя на одно рабочее место».

Первые девять лет в Шэньчжэне Тан работал на двух печатных фабриках. Часто он оставался на производственной линии до полуночи за зарплату около 200 юаней в месяц. Тогда это составляло примерно половину среднего дохода в Шэньчжэне. Работа была опасной – его знакомый на соседней фабрике лишился кисти руки под промышленным прессом. Вскоре после этого происшествия Тан ушел с работы и стал поваром. Все последующие 18 лет он обеспечивал питанием рабочих на восьми различных фабриках и строительных площадках. Сейчас его работа приносит 5000 юаней в месяц, и это по-прежнему лишь немногим больше половины среднего шэньчжэньского дохода.

«Когда мне было 30, казалось, что до пенсии еще так далеко»

Большую часть своей трудовой жизни Тан не имел соцстраховки. В настоящее время, когда китайские компании подписывают контракт с сотрудниками, каждая из сторон юридически обязана платить ежемесячный взнос в программу соцстрахования работника. Когда работник выходит на пенсию, он получает ежемесячную выплату, основанную на той сумме, что была выплачена по программе ранее. Но поскольку большинство трудящихся-мигрантов первого поколения, включая Тана, редко подписывали контракты со своими работодателями, немногие из них смогли отложить деньги на будущее. В то время китайские компании имели доступ к огромным ресурсам временной рабочей силы и давали отпор мигрантам, рассчитывающим скопить сбережения. «Они могли просто уволить нас и заменить новыми рабочими», — говорит Тан.

В вольные 90-е мысли о пенсии редко приходили к Тану в голову. «Когда мне было 30, казалось, что это еще так далеко», — вспоминает он, добавляя, что он не собирался оставаться в Шэньчжэне надолго и тратил свою зарплату на более актуальные финансовые проблемы. «Я думал только о своей повседневной жизни и встречался со своей девушкой».

Годы проходили. Тан находил работы, бросал их и находил другие. Девушка стала его женой и матерью их сына. В 2011, когда Тану исполнилось 40, он стал задумываться о том, что с ним будет, когда он больше не сможет работать. Пара не имела почти никаких сбережений, не смотря на то, что оба проработали в Шэньчжэне по два десятка лет. «Я стал беспокоиться, что у нас почти не было подушки безопасности. В периоды, когда я оставался без работы, у меня не было никаких источников дохода. Я понял, что нам нужно что-то делать», — вспоминает Тан.

«У нас почти не было подушки безопасности. В периоды, когда я оставался без работы, у меня не было никаких источников дохода»

В тот момент только один работодатель предоставлял Тану регулярные выплаты по социальному страхованию — компания, в которой он работал поваром в период с 2008 по 2009 год. Сейчас Тан понимает важность регулярных страховых выплат. В Китае существует два основных типа программ социального страхования: для людей, классифицированных как «работники по найму», и для людей, отнесенных к категории «постоянные жители».

В прежней шэньчжэньской версии программы соцстрахования частные лица выплачивали 8 процентов от ежемесячной зарплаты, а компании выплачивали сумму, эквивалентную 13 процентам от заработной платы сотрудника. Это приводило к тому, что, когда человек выходил на пенсию, на него буквально сваливалась крупная сумма денег. В недавней версии программы соцстрахования частные лица отчисляют столько, сколько могут, а местные муниципальные власти делают небольшие взносы. Поскольку работники по найму вносят больше денег во вклад соцстрахования, чем постоянные жители, рабочие мигранты из сельскохозяйственных районов, которые долгое время работают в городах, иногда перерегистрируются как городские работающие и получают выгоду от местных фондов соцстрахования.

Хотя в некоторых городах мигрантам позволили стать полноправными городскими работниками с 1999 года, многие компании все еще избегают нанимать тех, кто просит делать отчисления в их программу социального страхования. Тан рассказывает, что когда он попытался получить страховые выплаты от одного работодателя в 2012 году, компания его уволила. Кроме того, поскольку лишь немногие из мигрантов остаются в одном городе надолго, а политика социального страхования варьируется в зависимости от места, большинство таких работников предпочитают откладывать деньги самостоятельно, вместо того чтобы участвовать в часто довольно запутанных пенсионных программах. В 2017 году около 62 миллионов рабочих-мигрантов зарегистрировались как городские наемные работники, около 22 процентов от общего числа таких рабочих Китая.

Для того чтобы Тан получил пенсию работника в Шэньчжэне, он должен выплачивать взносы по социальному страхованию не менее 15 лет до выхода на пенсию. Требования пенсионной программы обременительны, но это того стоит, Шэньчжэнь – один из самых богатых городов Китая, и пенсии там одни из самых высоких по стране. В прошлом году средняя пенсия составила 4400 юаней в месяц. Для сравнения, базовая пенсионная выплата для постоянных жителей в родном городе Тана равнялась 90 юаням в месяц.

«Мы много работали в этом городе долгие годы. Мы по-прежнему вносим в него свой вклад. Но он ничего не отдает нам в ответ»

До настоящего времени на имя Тана имелись зарегистрированные выплаты по социальному страхованию только за период двух лет, несмотря на то что он работал в Шэньчжэне в течение 27 лет. Если бы он не смог доказать свою фактическую историю трудовой деятельности властям, то после его выхода на пенсию правительство вернуло ему только сумму его собственных двухлетних взносов, не включая правительственные выплаты и взносы бывших работодателей. Тан был бы классифицирован как сельский житель, которому суждено было получать ничтожную пенсию 90 юаней в месяц. Пробелы в записи социального страхования Тана также вызывали проблемы для его семьи. Ранее в этом году средняя школа, куда собирался поступать его сын, потребовала, чтобы Тан представил доказательства взносов в фонд социального страхования за три года, прежде чем зачислить мальчика.

Чтобы решить эту проблему, Тан бросил работу поваром и начал изнурительную трехстороннюю битву с бывшими работодателями и властями, чтобы доказать историю своей трудовой деятельности и вернуть взносы социального страхования. К настоящему моменту он в общей сложности сумел восстановить выплаты за 7 лет. Это все еще гораздо меньше его реального послужного списка, но хотя бы уже достаточно для получения 15-летнего стажа в случае, если он будет работать до 60. Если Тан выйдет на пенсию в 60, его пособие будет около 1300 юаней в месяц – низкая ставка для Шэньчжэня, но все же гораздо выше базовой ставки в его родном городе, куда Тан надеется вернуться.

Помимо вкладов социального страхования Тан и его жена также имеют собственность в своем родном городе и около 100 000 юаней личных сбережений, но они не планируют использовать эти деньги как свою пенсию. Вместо этого они пойдут на оплату учебы сына в школе и университете. В квартире, где живет семья, вся дверь заклеена рисунками его сына, а книжные шкафы и стол занимают в маленькой комнате почти все пространство. Тан надеется, что его сын попадет в один из самых престижных художественных вузов страны.

«Я прохожу через все эти трудности потому, что надеюсь получить хоть какие-то страховые выплаты к тому времени, когда уже буду неспособен работать. Я уже не молод», — он усмехается, устраиваясь в кресле поудобнее. «Мы много работали в этом городе долгие годы. Мы по-прежнему вносим в него свой вклад. Но он ничего не отдает нам в ответ», — говорит Тан.

«Нам нужно продолжать работать еще более 20 лет»

Не смотря на все горести Тана, у него по крайней мере будет немного денег, чтобы уйти на пенсию. А вот другие мигранты на склоне лет могут остаться практически без финансовой поддержки.

Ян Сюйфэн — 52-летняя бывшая работница завода из центральной провинции Хубэй. Она проработала в Шэньчжэне 22 года, но большую часть своей трудовой жизни она не знала и не до конца понимала запутанную систему социального страхования и ту роль, которую та играет в обеспечении ее деньгами после выхода на пенсию. Вместо этого большую часть своего заработка она тратила на семью.

Она и ее бывший работодатель — фабрика по производству пластмасс — только в 2013 году, когда Ян было 47 лет, стали вносить вклады в ее программу социального страхования. Согласно действующим в Шэньчжэне постановлениям, если женщины-мигранты начинают делать выплаты по социальному страхованию после 40 лет, а мужчины-мигранты после 50 лет, они не могут быть перерегистрированы как «работники по найму». С тех пор как Ян покинула фабрику в возрасте 50 лет, она получила некоторую часть от своих личных выплат, но все же имеет право получать только официальную государственную пенсию в размере 90 юаней в месяц. Как и Тан, она угодила в затянувшуюся войну со своими бывшими работодателями, доказывая государству историю своей трудовой деятельности.

Ян работала на фабрике по производству пластмасс с тех пор, как приехала в Шэньчжэнь в 1996 году. Она говорит, что пожертвовала многим ради своей работы, вспоминает отношения с отдалившимся от нее сыном, которого она отдала на воспитание своим родителям, потерянные связи со своим родным городом и проблемы со здоровьем, такие как кратковременная глухота и миома матки, с которыми ей удалось справиться, но из-за которых она чувствует себя очень слабой.

«Большинство детей мигрантов первого поколения не могут поддерживать своих мам и папы после их выхода на пенсию»

Ян и ее муж, охранник, который также родом из Хубэя, сумели отложить 140 000 юаней за долгие годы своей трудовой карьеры. Но как и Тан, они не собирались тратить эти деньги на себя. Несколько лет назад пара потратила все деньги на первоначальный взнос за квартиру в городе Цзаоян, неподалеку от дома их семьи в провинции Хубэй, где живет их сын — продавец автомобильных запчастей с нестабильным доходом. Ян и ее муж надеются, что эта квартира однажды поможет их сыну найти жену. Ипотечная выплата составляет 3000 юаней в месяц, супруги платят 2000 тысячи, а их сын выплачивает остальное. Далее 500 юаней идут на оплату съемного жилья в Шэньчжэне, где жизнь достаточно дорогая. Муж Ян в настоящее время зарабатывает менее 4000 тысяч юаней в месяц, поэтому, хотя Ян и достигла пенсионного возраста, она не так давно устроилась на работу в спа, где ей платят 3000 юаней в месяц, что позволяет держать семью на плаву. «Если реально смотреть на вещи, мы, вероятно, должны продолжать работать еще 20 лет», — говорит Ян.

Многие мигранты предпочитают тратить свои личные сбережения на будущее своих детей вместо того, чтобы финансировать свои собственные пенсии, говорит Лу Хуэйлинь, профессор социологии в Пекинском университете, добавляя, что во многих сельских частях Китая дети обычно отплачивают родителям тем же, материально поддерживая своих родителей в старости. Но по мере того, как все больше молодых людей хронически занимают низкооплачиваемые рабочие места, а стоимость жизни продолжает расти, эта тенденция меняется. «Большинство детей мигрантов первого поколения не могут поддерживать своих мам и папы после их выхода на пенсию», — сообщает Лу. — «Если их сыновья создают семьи, родители часто выходят на работу снова, чтобы заработать больше денег на подарки будущей невесте и ее родителям и квартиру».

Ян хочет вернуться в свой родной город и заботиться о своих пожилых родителях. Но из-за ипотеки не может бросить работу. Рабочих мест в ее родном городе очень немного, а из имеющихся только низкоквалифицированный труд, например, уборщицей или дворником. Другие мигранты, вернувшись домой, возделывают землю, но в отсутствие ее семьи землю Ян реквизировали, не выплатив компенсации. «Не знаю, что я буду делать, если я вернусь домой, — вздыхает она. — У меня не будет земли и совсем маленькая пенсия. Поэтому я не хочу сдаваться (в борьбе за пенсию по статусу наемного работника)».

Проведя значительную часть жизни вдалеке от родных мест, многие мигранты не чувствуют, что им действительно будут рады в городках и деревнях, куда они планируют вернуться. «За все эти годы, проведенные здесь, я никогда не ощущал своей принадлежности этому месту», — говорит Тан.

Вернувшись в свою маленькую квартирку, Тан сидит, откинувшись на спинку низкого деревянного кресла. «Что для меня дом? — он задумывается. Пожалуй, это то место, где у меня есть собственная квартира, и откуда меня не могут выселить в любой момент».

Сегодня ультрамодные небоскребы вытеснили грязевые болота, которые приветствовали здесь Тана годы назад. Рабочие, для которых он готовит еду, создают новый коммерческий центр района Пиншань. После того как в прошлом году началось строительство проекта, цены на жилье в этом некогда доступном районе резко выросли, и арендная плата Тана удвоилась. В сущности, работа Тана приводит к тому, что место, где живут люди, такие же, как он, становится для них не по карману.

Из его окна видны новые «с иголочки» здания, взмывающие в небеса. «Так много высоток, так много квартир, — он почти шепчет. — Но ни одна из них никогда не будет нашей».