Приказ НКВД СССР № 00447: что было в самом страшном документе, подписанном Ежовым

Автор: Анастасия Разгильдяева

“Большим террором” принято называть период правления Иосифа Сталина с середины 1937 по осень 1938 года. Это время в памяти народа неразрывно связано с именем другого советского деятеля — наркома внутренних дел СССР Николая Ивановича Ежова. Именно его подпись на приказе № 00447 положила начало массовым политическим репрессиям.

Ежов — глава НКВД

Лишь небольшому количеству исторических деятелей удалось дать эпохе свое имя. У Николая Ивановича это получилось. В историю «ежовщина» вошла как время самых массовых убийств, а их исполнитель, начальник НКВД, как самый кровавый палач СССР.

Нарком свято верил в то, что он потомственный пролетарий, утверждал, что его отец «трудился на Путиловском заводе, и сам он успел поработать там слесарем», — пишет Алексей Павлюков в книге «Ежов. Биография». Однако в реальности все было совсем не так. Окончив три класса начального училища, Ежов стал изучать портняжное дело. Через некоторое время пошел добровольцем в армию, но после легкого ранения был назначен писарем.

Карьера Николая Ивановича пошла в гору в 1936 году после телеграммы Сталина в Политбюро о необходимости замены Ягоды, «не справлявшегося со своей задачей». Генсек заявил, что «ОГПУ опаздывает в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока на 4 года», тем самым негласно дав установку на репрессии.

Однако по мнению многих ученых, под этими словами Сталин не подразумевал ничего подобного. В своих трудах американский историк Джон Гетти доказывает, что 4 года — это время, которое троцкистский блок существовал втайне от власти. Столько долгий срок существования секретной организации бросал тень на репутацию Ягоды и предполагал его срочную замену.

На освободившуюся должность Сталин порекомендовал именно Ежова, который и был назначен народным комиссаром буквально на следующий день.

«Стрелять придется внушительное количество»

В самом начале своей карьеры новоиспеченный нарком в докладной генеральному секретарю написал, что «стрелять придется довольно внушительное количество». Подготовка к такой грандиозной «чистке» заняла около 10 месяцев, и 16 июля на совещании, где обсуждались детали предстоящего террора, глава НКВД дал установку «действовать смелее, а потом разбираться». Ежов стал прекрасным исполнителем. Он обезвреживал всех, на кого падало хоть малейшее подозрение.

Приказ № 00447

30 июля 1937 года Политбюро утвердило приказ № 00447, предложенный Николаем Ивановичем Ежовым, «об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».

Обусловлено это было несколькими причинами. После новой экономической политики круг лиц, преследуемых государством, значительно расширился. Нарушение прежнего уклада жизни привело к миграции масс из деревни в город и значительно повысило уровень преступности в стране. Ситуацию старались исправить всеми силами: вводили специальные паспорта, арестовывали и ссылали кулаков. Однако зачастую поселенцы бежали, что, по мнению главы НКВД Ежова, подрывало авторитет советского правительства.

Немаловажную роль сыграли и внешнеполитические факторы. СССР опасался некоторых агрессивно настроенных стран и переносил эти опасения на народ. Ужесточалась политика по отношению к политическим заключенным. К тому же довольно популярными стали показательные процессы, на которых судили подобных антисоветчиков. Прообразами самого «кровавого» приказа послужили три документа: приказ ОГПУ № 44/21, изданный в 1930-м году, постановление о кулацкой операции в Западной Сибири и подписанный Ежовым секретный приказ «об операции по репрессированию германских подданных, подозревавшихся в шпионаже против СССР».

Совокупность этих факторов и предшествующих постановлений привела к принятию “самого кровавого” приказа. Согласно документу, все враги народа делились на две группы: первые подлежали немедленному расстрелу, вторые же – ссылке на срок от 8 до 10 лет. Каждый субъект СССР должен был выполнять назначенный план на аресты по каждой из двух категорий. Изначально предписывалось арестовать примерно 270 000 человек, 70 000 из которых надлежало расстрелять. Помимо этого, в лагеря могли быть заключены и семьи врагов народа.

Приказ буквально подталкивал правительство в регионах фальсифицировать данные, арестовывать невиновных и запрашивать у Москвы разрешения на дополнительные расстрелы. Об обязательности «перевыполнения плана» в приказе не говорилось, но подразумевалось. Регионы запрашивали дополнительные лимиты, а центр никогда в них не отказывал.

Для "оптимизации" судопроизводства были введены т.н. суды-тройки. Они состояли из местного прокурора, местного секретаря обкома и главы районного или областного НКВД. Значительный перевес во власти в такой тройке имел последний. Именно он был председателем, к тому же готовили отчётные материалы для принятия решений сотрудники НКВД: докладчик и секретарь.

«Эффективность» троек легко регулировалась Москвой, то есть лимиты на аресты и репрессии могли прибавиться в любое время. В общей сложности за год было арестовано около 1 548 336 человек, из которых треть была расстреляна.