Пора тревожиться

Источник: WASHINGTONEXAMINER.COM

Автор: Джим Грант (Jim Grant)

Счетчик госдолга США на 13 июля 2018 г.

Наш государственный долг

Доля вашей семьи

Счетчик госдолга

SOPA Images/Light Rocket через Getty Images

Вопрос об ухудшении государственной кредитоспособности накануне американских промежуточных выборов замалчивался. Демократы и республиканцы проявили редкое единодушие, делая вид, что страна не стоит на грани банкротства. В 1992 г. независимый кандидат на пост президента Росс Перо (Ross Perot) сравнил растущую пропасть между федеральными доходами и расходами с «запертой на чердаке сумасшедшей тетушкой, о которой никто не говорит». Сейчас старушка безумнее, чем когда-либо.

США понадобилось 193 года, чтобы накопить свой первый триллион долларов федерального долга – так называемого общего долга. Такую же сумму мы прибавим в одном лишь текущем фискальном году. В общей сложности правительство должно $21.5 трлн, плюс-минус каких-то пару десятков миллиардов, – что соответствует $65,885 на каждого американца. Рост федеральных долговых обязательств движим простотой кредитования.

Отдаленной политической причиной такого положения является идеология государственничества. В Вашингтоне она проявляется в виде подхода «облагай и облагай налогом, трать и трать, избирай и избирай». На Уолл-стрит – в виде «слишком больших, чтобы рухнуть», фактически социализированного ипотечного рынка и вездесущего, манипулирующего центрального банка.

Отдаленная денежная причина наших проблем – закрытие в 1971 г. эры золотого стандарта, точнее того, что к тому времени от нее оставалось. Такое нарушение устоявшегося денежного порядка открыло шлюзы. От Александра Гамильтона (Alexander Hamilton) до Ричарда Никсона (Richard Nixon) доллар был платежным обязательством, обещанием выплатить золото или серебро по фиксированному курсу. Впоследствии он стал вещью в себе без каких-либо обязательств. Как результат, последние несколько десятилетий федеральная задолженность росла быстрее, чем государственный доход, необходимый для ее обслуживания. Сверхнизкие процентные ставки удешевили такое расточительство и скрыли грозящие опасности.

Софисты и экономисты, утверждающие, что мы должны брать взаймы, потому что при ставках чуть больше 2% мы не можем себе позволить этого не делать, в чем-то правы. В 1988 г. по долгу $2.6 трлн Казначейство выплатило чистые проценты в размере $152 млрд. В только что закончившемся фискальном году по долгу $21.5 трлн Казначейство выплатило чистые проценты в размере $371 млрд. Таким образом, за последние 30 лет долг подпрыгнул на 727%, но издержки его обслуживания – всего на 144%. На простой вопрос: «Какой вред оттого, что Казначейство пользуется слишком щедрым гостеприимством рынка?» – нельзя дать простой, короткий ответ.

Здравый смысл говорит, что нельзя с легкостью влезать в долги, но здравый смысл не является верным ориентиром для федеральных финансов. Даже $21.5 трлн общего долга (называемого так, потому что он включает обязательства одной ветви власти перед другой) – это чуть больше, чем годовой ВВП. Избиратели могли бы избрать политиков, способных полностью ликвидировать долг, как пытался сделать Томас Джефферсон (Thomas Jefferson), как обещал сделать Билл Клинтон (Bill Clinton) и как действительно сделал Эндрю Джексон (Andrew Jackson) в 1835 г. («Мир только что увидел беспрецедентное зрелище: правительство… практически без долгов», – хвастался министр финансов при Джексоне Леви Вудбери (Levi Woodbury)). Или же правительство могло бы продать свои активы и направить выручку на сокращение долга. Сколько мог бы принести Большой каньон на честном аукционе?

Но Казначейство в XXI веке не чувствует потребности предпринимать такие действия. Его кредиторы сейчас, похоже, вполне довольны. Хотя прогнозируется, что в этом фискальном году предложение выставленных на продажу правительственных ценных бумаг, из всех источников, включая Федеральную резервную систему (ФРС), должно составить самый высокий процент от ВВП со времен Второй мировой войны, процентные ставки выросли лишь настолько, чтобы расстроить президента Трампа (Trump) и (на момент написания этих строк) фондовый рынок. Правительство все еще легко финансирует порядка $3.9 млрд ежедневных новых потребностей в займе. Обменный курс доллара также сигнализирует о самодовольстве. В мировой стиральной машине бумажных денег доллар – самая чистая из грязных рубашек.

Определенно, никаких слышимых призывов к сокращению долга не наблюдается, как бы ни брюзжали Комитет за ответственный федеральный бюджет (Committee for a Responsible Federal Budget), Concord Coalition и Grant’s Interest Rate Observer. Все еще завышенные цены акций и самый низкий за 49 лет уровень безработицы – не те данные, что могли бы вызвать финансовое беспокойство, а прогнозируемое истощение профицита фондов соцобеспечения и программы медицинского страхования Medicare в 2020 г. – слишком неопределенное и далекое событие, чтобы заставить профессионального спекулянта избавиться от казначейских облигаций.

Демократическая партия, от Джефферсона до Гровера Кливленда (Grover Cleveland) и мимолетного мгновения в 1999 г., когда Клинтон заикнулся о перспективе погашения всех долгов страны до 2015 г., была партией твердых денег и презентабельного баланса. До 1960-х существовал предсказуемый ритм движения отношения госдолга к ВВП. Оно росло в военное время и падало или, по крайней мере, переставало расти в мирное время. Во время войны 1812 г. Альберт Галлатин (Albert Gallatin), министр финансов при Джеймсе Мэдисоне (James Madison) (и до этого при Джефферсоне), даже призвал подчинить военные действия фискальным соображениям, а не наоборот. Бережливый Галлатин был повинен в навязчивом подсчете каждой копейки.

В XX веке республиканские администрации Уоррена Гардинга (Warren G. Harding), Калвина Кулиджа (Calvin Coolidge) и Дуайта Эйзенхауэра (Dwight D. Eisenhower) благородно подражали ранним демократическим примерам, не обязательно чтобы погасить долг, но чтобы держать его под контролем. Сейчас же ни одна из основных партий не выступает в поддержку старых фискальных и денежных канонов, не говоря уже о том, чтобы стремиться их восстановить.

Америка родилась в 1789 г. с долгом, и Гамильтон назвал эти долговые обязательства, связанные с войной за независимость, «национальным благословением», при условии правильного финансирования. Но была оговорка. «Создание долга всегда должно сопровождаться средствами для его погашения», – сказал он. Именно в этом «секрет бессмертия государственной кредитоспособности».

Все, кто в 1960-х слушал те же лекции по экономике для старшекурсников, что и я, узнавали, что долг бессмертен. И так и должно быть, говорил кейнсианец у доски. Когда истечет срок облигации, Казначейство просто выпустит еще одну, и кто-нибудь купит ее по той или иной цене. Студенты также узнавали, что долг государства отличается от других типов долгов. Он представляет собой не столько бремя, сколько инструмент макроэкономической стабилизации. Согласно такому мировоззрению, федеральные расходы, за счет взятых взаймы долларов, стимулируют экономическую активность. Однако ничего не говорилось о полезности дефицита на триллионы долларов во времена предполагаемого процветания. Молчание по этому вопросу предзнаменовало большую фискальную правду. А правда в том, что в отсутствие денежных или рыночных ограничений федеральные займы ведут к еще большим федеральным займам.

Если государственничество – содействующая долгу доктрина левых, то «рост» – оправдывающая долг идеология правых. Консерваторы – сторонники роста верно проповедуют, что только сильная экономика способна производить товары и услуги, позволяющие покрыть завтрашние социальные выплаты. Но эти счастливые фискальные воины забывают, что баланс правительства состоит не только из статей доходов. Они беспечно пренебрегают риском того, что сами федеральные финансы могут подорвать экономический рост.

Скачок поступлений от налога на прирост капитала во время пузыря фондового рынка 1998-99 гг. способствовал первому профициту федерального бюджета с 1969 г. В связи с этим завязались оживленные споры о том, что делать с неизрасходованными средствами. Левые призывали их инвестировать. Правые – вернуть налогоплательщикам. Никто не возражал против верности утверждения, что деньги принадлежат не государству, а народу. Не было также очевидно, как заметили редакторы Wall Street Journal, что выплата долга произведет положительный эффект: «Во время высокого роста в 1950-е федеральный долг в процентах от ВВП был почти в два раза выше, чем во время низкого роста в 1970-е». Но издание пошло в своих аргументах еще дальше: «Долги, дефициты и профициты – бухгалтерские понятия, – писали редакторы. – Они не являются фактическими двигателями экономического роста. Не так давно погашение госдолга считалось старомодным представлением».

Старомодные отцы-основатели США, под влиянием идей Блэкстона (Blackstone), Монтескье (Montesquieu) и Питта-младшего (Pitt the Younger), учредили специальный фонд погашения долга. По правде говоря, фонд был своего рода уловкой, хоть и имеющей определенную цель – погасить госдолг, «эту язву, подтачивающую государства», как позже выразился Мартин Ван Бюрен (Martin Van Buren). Фонд выкупил свою последнюю правительственную ценную бумагу в 1960 г.

Ах, старый добрый 2009 г.

«На меня приходится уже $38,375 долгов, но у меня есть только кукольный домик.

Спасибо, г-н президент»

Но главное, отцы-основатели учредили доллар, определяемый как вес драгоценного металла: сначала серебра, затем золота и серебра и, наконец, только золота. В 1830 г. Галлатин утверждал, что Конституция США «полностью защищает от опасности бумажных денег», и что скептику, все еще сомневающемуся в полезности драгоценного металла, стоит обратиться к Книге Бытия.

С 1789 по 1971 гг., не считая период Гражданской войны, американские банкноты официально конвертировались в драгоценные металл по фиксированному, законодательно определенному курсу. На момент упразднения золотого стандарта только иностранные правительства имели право обменять свои платежные обещания (доллар представлял собой не деньги как таковые, а вексель, или долговое обязательство, обещание заплатить) на золото по тогдашнему фиксированному курсу $35 за унцию. И когда иностранцы попытались воспользоваться своим правом более активно, чем то могли позволить истощившиеся американские золотые запасы, Никсон приказал Казначейству приостановить выплаты. С тех пор доллар стал всего лишь бумажкой, или в дальнейшем – цифровым олицетворением бумажки. То было 15 августа 1971 г.

Современные экономисты, не руководствующиеся ни Конституцией, ни Ветхим Заветом, утверждают, что золотой стандарт – анахронизм, и в случае восстановления он свяжет правительству руки и обречет страну на дефляцию. Они ошибаются, хотя в образе своевольного политического класса, подчиняющего свои избирательные интересы высшей идее прочности доллара, действительно есть нечто анахронистическое. Но и в альтернативе печатания денег нет особо ничего нового. Джон Ло (John Law) изобрел «количественное смягчение» во Франции 300 лет назад, что привело к легендарному буму и яркому краху. Как бы то ни было, даже светила экономического факультета в Гарварде не станут отрицать, что конвертируемая валюта ограничивает способность правительства излишне расходовать и брать чрезмерные займы. Администрации Линдона Джонсона (Lyndon Johnson) и Ричарда Никсона посчитали необходимым сначала ослабить узы Бреттон-Вудской системы (частичного золотого стандарта, установленного после Второй мировой), а в 1971 г. – упразднить всякую идею денежной привязки, чтобы покупать и пушки, и масло и установить расписание нескончаемых социальных выплат. Так родился стандарт докторов наук, денежная система под управлением бывших академических экономистов, достигшая апогея при д-ре Бене Бернанке (Ben S. Bernanke) после 2008 г. При Бреттон-Вудском режиме не могло быть такой расточительной язвы, как сегодня.

Второй триллион долларов общего федерального долга появился в 1986 г., через четыре года после первого. В 1996 г. эта сумма составляла $5 трлн, в 2008 – $10 трлн, и в 2017 г. – $20 трлн. После приостановки конвертируемости доллара в 1971 г. рост долга превзошел рост ВВП, грубого показателя способности, если не готовности, государства платить. Совокупный годовой рост долга составил 8.8%, а рост ВВП – 6.3%. При текущих тенденциях ВВП будет затруднительно сократить разрыв.

При стандарте докторов наук доллар стал главным экспортным продуктом Америки. Его производство нам ни во что не обходится, и только мы можем законно его печатать. Денежный аналог Google или Coca-Cola, он ценится по всему миру. Тратя его, мы можем потреблять – и потребляем – больше, чем производим, не заботясь о балансе.

При подлинном золотом стандарте государства рассчитывались коммерческими банкнотами, обмениваемыми на золото, или – реже – самим металлом. Чтобы получить деньги, нужно было добыть их из-под земли или привлечь с помощью высоких процентных ставок или инвестиционных возможностей. Конечно, некоторые государства, связанные золотым стандартом, были могущественнее других (до 1914 г. тон задавала Британия), но система сама по себе не давала никому из участников преимуществ над другими.

Сложившийся после 1971 г. режим дает преимущество США. Или, скорее, он предоставляет нам преимущество, о пользовании которым мы можем пожалеть. Имея валюту, выступающую одновременно деньгами Америки и всего мира, мы могли позволить себе наращивать внутренний и внешний дефицит, «приобретать, не платя», как выразился в 1972 г. французский экономист Жак Рюэф (Jacques Rueff). Мы платим с помощью своего волшебного станка, печатающего доллары и позволяющего нам, как заметил Рюэф, иметь «дефицит без слез».

Как долго может продлиться такое состояние без слез – конечно, большой вопрос. Аналитики Bank of America Merrill Lynch полагают, что торговля Америки, по меньшей мере, основана не на простой арифметике, а на ее могуществе и величии. Они слагают наш бюджетный дефицит и наш торговый дефицит (технически – дефицит на текущем счету) и затем делят полученную сумму на наш прогнозируемый ВВП. Результат – оба дефицита в процентах от ожидаемого ВВП -  получается в размере минус 7.3%. По этому показателю США занимают 41-е место среди 45 стран, позади ЮАР и впереди только Аргентины, Турции, Бразилии и Пакистана. Сингапур на первом месте с плюс 18.5%.

Опять же, согласно прогнозам Международного валютного фонда, среди 36 стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития только в США, Турции, Южной Корее и Чили в ближайшие 5 лет ожидается рост процентного отношения общего правительственного долга к ВВП. Да, это американская исключительность, но, пожалуй, не та, о какой думали отцы-основатели.

Кто-то подслушал, как после промежуточных выборов 2002 г. Дик Чейни (Dick Cheney) сказал: «Рональд Рейган (Ronald Reagan) доказал, что дефицит не имеет значения». Если это действительно слова Чейни, и если под «иметь значение» вице-президент имел в виду чувствительность процентных ставок к дефициту федерального дохода относительно федеральных расходов, то он был абсолютно прав. При Рейгане госдолг более чем утроился, но процентные ставки (максимальные и минимальные) вдвое сократились. Когда Чейни сделал это замечание, ставка по 10-летним казначейским облигациям составляла 4%. Но процентные ставки продолжили падать, и 8 июля 2016 г. доходность 10-летних ценных бумаг составляла меньше 1³/₈%, что является самым низким показателем для ведущих государств-заемщиков за 743 года, согласно исследованию, подготовленному для Банка Англии.

Франклин Рузвельт (Franklin D. Roosevelt) в ходе президентской кампании в 1932 г. выступал за сбалансированный бюджет, но в итоге при нем дефицит достиг огромных по тогдашним меркам размеров. Об этом дефиците времен Депрессии можно сказать три вещи. Он не вернул процветание, не поднял долгосрочные процентные ставки, и даже близко не стал современным рекордом для мирного времени. В 2009 г., в первый год президентства Барака Обамы (Barack Obama), дефицит достиг 9.8% ВВП, тогда как максимальный показатель при Рузвельте – 5.8% в 1934 г.

Возможно, кредитная история Рейгана и Рузвельта иллюстрирует не то, что дефицит не имеет значения, а то, что силы, движущие процентными ставками, более сложны, чем состояние баланса пусть даже великой державы. Подчиняясь неписаным законам, процентные ставки обычно растут и падают в рамках продолжительных циклов. Так, в Америке они падали с 1870-х по 1900 г., росли до 1920 г., падали до 1946 г., росли до 1981 г. и падали до 2016 г. А сейчас они, судя по всему, растут.

Стивену Мнучину (Steven Mnuchin) остается лишь надеяться, что они не будут расти, или, по крайней мере, будут расти не очень быстро. В текущем фискальном году рост чистых издержек на обслуживание займов на 1 процентный пункт, примерно до 3%, обойдется налогоплательщикам в дополнительные $163 млрд. Еще в 1990-х Казначейство выплачивало в среднем 6.6%. Если применить эту ставку к прогнозируемому в этом году долгу, чистые издержки на проценты превысят $1 трлн. Для сравнения, в только что окончившемся фискальном году издержки на соцобеспечение составили $977 млрд.

Вдумчивому читателю, как и профессиональному спекулянту, хочется знать, когда стоит беспокоиться. Было много ложных тревог – первый $1 трлн общего госдолга в 1982 г. тоже казался пугающим.

Важно осознать, что финансовое будущее непредсказуемо, что бы ни заявляли прогнозисты с Уолл-стрит. Вместо нулевого госдолга, спрогнозированного Биллом Клинтоном на 2015 г., на самом деле оказалось $18.2 трлн. Война, привычная политика и парочка рецессий, включая Великую рецессию, застигли его врасплох – как и многих других. Нет причин считать, что у медвежьих прогнозов больше шансов сбыться, чем у бычьих.

Но кое-что нам известно, а о другом мы можем правдоподобно спекулировать. Например, мы знаем, что если долг и дальше будет расти быстрее, чем ВВП, наступит долговой кризис.

Мы знаем, благодаря опубликованному в 2017 г. исследованию Джона Когана (John F. Cogan) «Высокая цена хороших намерений» (The High Cost of Good Intentions), что в 2015 г. 55% американских домохозяйств получали выплаты по как минимум одной федеральной социальной программе. В соревновании между сторонниками социальных выплат и улучшения федерального баланса баланс явно окажется на втором месте.

Мы знаем, что не существует волшебного порога отношения общего долга к ВВП, ниже которого правительство в безопасности, а выше – в опасности. В Японии, несмотря на долг в размере 238% ВВП, почти нулевые процентные ставки и самодовольные кредиторы (в частности оказавшийся пленником ситуации центральный банк). Кредиторы Италии, при 132%, неспокойны. США, при 106%, как и Япония, на первый взгляд, в мире с кредиторами, но настроения могут измениться. На днях в Wall Street Journal сообщалось, что за первые 8 месяцев 2018 г. иностранные покупатели американских правительственных ценных бумаг инвестировали вдвое меньше, чем за аналогичный период 2017 г.

И мы знаем, что с 2016 г. процентные ставки росли. Мы знаем, что ФРС перестала покупать облигации и начала их продавать. Мы знаем, что рано или поздно наступит рецессия, и что при умеренном спаде вполне можно ожидать дефицит в размере $2 трлн (при сегодняшнем буме прогнозируется дефицит в размере $1 трлн).

Наконец, мы знаем, что кредитная история Америки небезупречна. Правительство объявило дефолт перед гражданами – держателями облигаций в 1814 г. (в том же году британцы сожгли административные здания в Вашингтоне). Девальвировав доллар относительно золота, оно не выполнило свои обязательства в 1933-34 гг. и снова в 1971 г. Во время великой инфляции 1970-х фактически произошел дефолт, когда кредиторы получали намного менее ценные доллары, чем те, что они ссудили.

Еще в 2011 г. главный политический советник Барака Обамы Дэвид Плафф (David Plouffe), выступая накануне назревавшей летом того года приостановки работы правительства, отмел как «немыслимую» идею о том, что правительство может в первую очередь произвести выплаты кредиторам и лишь затем – пенсионерам. «Мысль о том, – сказал Плафф, – что мы просто заплатим держателям облигаций с Уолл-стрит и китайскому правительству, не выполнив свои обязательства перед нуждающимися в соцобеспечении и ветеранами, – это безумие, и этому не быть». Вполне можно представить, что то же самое мог сказать главный политический советник Элизабет Уоррен (Elizabeth Warren) или Берни Сандерса (Bernie Sanders). В конечном счете, кредит – это мнение, и кредиторы Америки в один прекрасный день могут изменить свое мнение о способности или готовности этой страны выполнить свои обязательства.

Таким образом, принимая все во внимание, я бы советовал беспокоиться уже сейчас.

Можем ли мы сделать что-то еще? Долгосрочные решения проблемы существуют. Мы могли бы, к примеру, увеличить федеральные доходы, расширив налоговую базу, при этом снизив и сгладив ставки. Стив Форбс (Steve Forbes) не первый год продвигает такую идею. Мы могли бы – или даже должны – заменить стандарт докторов наук вариантом классического золотого стандарта для XXI века, что давно отстаивает денежный теоретик Льюис Лерман (Lewis E. Lehrman). Нет, мы не будем носить в карманах 20-долларовые золотые монеты. Мы будем и дальше расплачиваться с помощью пластика и телефонов, но используемые нами деньги будут наконец конвертироваться в граммы этого осязаемого, ковкого, вечного драгоценного металла. И, раз уж на то пошло, мы могли бы лишить ФРС возможности манипулировать долгосрочными процентными ставками, ведь это, в конце концов, цены, и они не должны находиться под контролем правительства. Пусть они обнаруживаются на рынке, как и цены на кукурузу и сою.

Каждое из этих предложений может показаться неправдоподобным. Стив Форбс – не президент, и чистый бумажный доллар – единственный доллар, известный большинству американцев. Денежные привычки, даже нездоровые, трудно изменить, как подтвердят участники безуспешного на данный момент движения за упразднение монеты номиналом один цент.

Лучше начать со скромной надежды на то, что кто-нибудь, возможно республиканец или демократ – последователь Гровера Кливленда, заговорит о безобразии государственного баланса. То, что наши долги растут быстрее, чем наши средства для их погашения, – не мнение, а арифметический факт. Сложно поверить, что наши кредиторы об этом не знают. Кто-то из нас переживает из-за вмешательства в американские выборы иностранных хакеров, распространяющих ложь. Нам лучше переживать из-за хакеров, которые вызовут кризис рынка облигаций, распространяя правду.

Тетушке на чердаке нужна наша помощь.