В ожидании шторма: Турция балансирует на грани финансового краха

Автор: Дмитрий Мигунов

Турецкая экономика в последние несколько лет не устает удивлять наблюдателей — как правило, неприятно. Галопирующая инфляция, нездорово низкие золотовалютные резервы, «худшая валюта в мире», самые мусорные кредитные рейтинги в ОЭСР, волюнтаристское управление, скандалы с увольнением главы Центробанка — всё это дает основания усомниться в финансово-экономических перспективах республики. Однако, несмотря на перманентные потрясения, Турция всё еще держится на плаву без дефолта и тому подобных катастроф. Насколько долго она сможет находиться в подвешенном состоянии — в материале «Известий».

Крутой вираж

«Турецкое экономическое чудо» было одним из самых впечатляющих явлений в глобальной экономике начала XXI века. В течение более чем полутора десятилетий темпы роста ВВП в стране, расположенной на двух континентах, стабильно превышали 5%. Столь же мощными показателями в эту пору могли похвастать разве что Индия и Китай, но они начали с гораздо более низкой базы. ВВП на душу населения в Турции во второй половине 2010-х годов превышал уровень некоторых европейских стран, не говоря уж про непосредственных соседей страны в Азии.

Экономический рост и следующее за ним повышение уровня жизни населения и доходов стремительно развивающегося турецкого бизнеса стало идеей фикс для правительства тогда еще премьер-министра Реджепа Тайипа Эрдогана. Последний пришел к власти на фоне катастрофического кризиса начала «нулевых», который стоил стране потери 10% ВВП, практически уничтожил лиру и привел к росту процентных ставок на тысячи процентов. С тех пор государство стремилось обеспечить подъем любой ценой.

Этой ценой была крайне агрессивная фискальная и монетарная политика. Турция согласилась со стабильно высоким дефицитом бюджета и глубоко отрицательной реальной ставкой местного центробанка (то есть номинал ключевой ставки почти всегда располагался ниже уровня инфляции). При достаточно слабом развитии национального рынка капитала ставка делалась на привлечение иностранных инвестиций, включая и спекулятивные. До определенного момента такая рисковая политика неплохо работала.

Поворотной точкой стал 2013 год, когда на фоне свертывания QE в США инвесторы начали выводить средства с развивающихся рынков. Турция, которая от этих денег зависела куда больше, чем другие страны Восточной Европы или Азии, оказалась в числе наиболее пострадавших. До какого-то времени это удавалось компенсировать ростом кредитования, причем значительная часть займов была из зарубежных источников.

Ситуация становилась еще более опасной, если учесть одну особенность турецкой экономики: в республике традиционно очень низкая норма частных сбережений, один из худших показателей в мире — в 2–3 раза ниже показателей, например, Восточной Азии или стран Ближнего Востока. Этот показатель слаб исторически, а во второй половине 2010-х годов и вовсе опустился до 13%. Это значит, что внутренних средств на развитие экономики в стране нет, и она вынуждена полагаться почти исключительно на внешнее финансирование.

Залатать дыру

Параллельно стала падать лира. В 2005 году в рамках широкой программы финансово-экономических реформ произошла масштабная деноминация, когда с купюр убрали сразу шесть нулей. В результате этого шага турецкая национальная валюта, ранее вызывавшая сложности у туристов из-за количества цифр на купюрах, стала почти равной доллару. Несколько лет курс держался довольно стабильно у отметок в 1,3–1,5 лиры за доллар, но с 2013 года полетел вниз. За следующие восемь лет валюта обесценилась более чем в пять раз, достигнув в октябре текущего года показателя в 9,72 лиры за доллар.

При этом особых рычагов по воздействию на обваливающуюся валюту у государства нет. Государственные резервы столь же скромны, как и частные. В условиях перманентного дефицита платежного баланса — в этом году он составит в районе $25–30 млрд, а в 2018 году превышал 50 млрд — валюту, необходимую для поддержания лиры в порядке, взять неоткуда. Чистые золотовалютные резервы составляют менее $30 млрд (всего лишь 4% от ВВП, для развивающихся стран норма начинается от 15–20%), а за вычетом международных и внутренних свопов они и вовсе падают в отрицательную зону.

В 2018–2020 годах Турция растратила большую часть своих резервов, пытаясь спасти утопающую лиру. К концу прошлого года стало ясно, что на эти цели было израсходовано более $130 млрд с околонулевым результатом. Назначенный тогда новым главой ЦБ Наджи Агбал (третий за полтора года) попытался решить проблему консервативной монетарной политикой: взвинтил ставку сразу на 6,75 процентного пункта, ужесточил требования к банкам и попытался обуздать кредитную «вечеринку». Некоторый эффект это возымело, но возмутило уже политическое руководство страны, и Эрдоган в марте финансового консерватора уволил, назначив более лояльного официальному курсу банкира — Сахапа Кавджиоглу.

Отметим любопытный факт: Турция стала одной из немногих стран мира (наряду с, например, Китаем), которая в год пандемии смогла показать положительный экономический рост. Выглядит тем более фантастикой с учетом того, что в 2020-м сильнее всего пострадала отрасль туризма, от которой республика зависит больше, чем от многих других индустрий. Объяснение простое — финансовые потери были компенсированы колоссальной кредитной накачкой.

Дыхание кризиса

Вообще Турция в последние 6–7 лет демонстрировала неплохие темпы роста. За счет того же раздувания кредита, но не только. С 2013-го в страну устремились миллионы беженцев, в первую очередь, из соседней Сирии, но также и других стран Азии и Африки. Многие рассматривали республику как страну транзита, но из-за закрытия европейских границ так и застряли на полдороги, не имея никакого желания возвращаться. То есть фактическое население прибавилось более чем на 4 млн человек, а ведь страна отличается еще и довольно приличным естественным приростом. Таким образом, рост общего ВВП слабо отражается на динамике экономического развития. Национальный доход на душу практически не растет, а в долларовом выражении и вовсе снижается по сравнению с пиком середины 2010-х.

Зато увеличиваются темпы инфляции. Из-за неконтролируемого роста кредитования и сверхмягкой денежно-кредитной политики цены были стандартной проблемой для Турции, но в ковидные годы ситуация особенно обострилась. В прошлом месяце инфляция вплотную приблизилась к 20% — самый высокий показатель среди стран ОЭСР, да и в разы выше, чем во многих государствах, в этот клуб не входящих, включая Россию, Индию и Бразилию. При этом продовольственная инфляция достигла астрономических 28,8%. Такой бурный рост цен с высокой вероятностью может запустить порочный инфляционный круг, из которого выбраться будет невероятно сложно (Россия и другие постсоветские страны в 1990-е годы сполна испытали это на себе). В то же время ЦБ Турции... снижает ставку на два процентных пункта, тем самым оказывая дополнительное повышательное давление на цены.

Объективно в Турции созрели все предпосылки для идеального шторма в экономике, что подтверждается и доходностью кредитных дефолтных свопов (страховки от дефолта для того или иного эмитента) — они показывают вероятность несостоятельности в 7,4% на протяжении пяти лет. Для крупной экономики это крайне высокая цифра.

Разумеется, республика обладает своими сильными сторонами — развитым, динамичным и довольно диверсифицированным реальным сектором, неплохой демографической ситуацией (население все еще молодое, но рождаемость уже умеренная), благодаря которым настоящих катаклизмов пока удавалось избегать. Однако неортодоксальные монетарные практики вкупе с тяжелым финансовым положением всех игроков — от государства до частников — просто провоцируют кризис, который может грянуть при первом изменении мировой конъюнктуры к худшему.