Воскресенье с Александром Лежавой: «Золотые квадратные метры»

Буквально через несколько дней всё, как бы сказали раньше, прогрессивное человечество будет отмечать 100-летие Октябрьской революции или, как ее называли сами большевики, октябрьского переворота. Брошенный большевиками в октябре 1917 года лозунг «Земля – крестьянам! Фабрики – рабочим!» так и остался пустыми словами, которые не принесли ни земли крестьянам, ни фабрик рабочим, а провозглашенную большевиками диктатуру пролетариата сами рабочие называли «диктатурой над пролетариатом».

Когда речь заходит о том, что происходило после этого резко изменившего судьбу и жизнь самой России и миллионов человек, населявших её, обычно вспоминают либо гражданскую войну с иностранной интервенцией и экономической блокадой России капиталистическим Западом, либо как-то сразу переносятся в 1930-ые годы с ее индустриализацией, коллективизацией и «большим террором». О периоде до 1929 года вспоминают мало и всячески стараются как-то опустить этот период, а там, если покопаться, есть немало интересного и поучительного.

В чем-то современный этап российской истории схож с тем, что было в двадцатые годы прошлого века, а чем-то сильно отличается. И когда говорят, что «вот тогда…», то стоит очень внимательно смотреть за тем, к какому именно периоду советской истории обращается выступающий.

Достаточно взять, например, вполне благополучный 1925 год, когда уже не было ни внешней, ни гражданской войны, ни голода, ни блокады. То же самое относится и к 1926, 1927 и 1928 годам, но вернемся в год 1925-ый.

Задержки с выплатой заработной платы трудящимся были столь серьезными, что в январе 1925 года пришлось собирать по этому вопросу конференцию в Москве. Согласно официальному отчету, на начало года существовала задолженность по заработной плате шахтерам Донецкого и Московского угольных бассейнов в размере от 18% до 42%. То же касалось и рабочих в металлообрабатывающей промышленности и железнодорожников. Долг Государственного сахарного треста перед своими работниками составлял в среднем месячную зарплату. Задержки в оплате труда в отдельных случаях продолжались в течение двух – трех месяцев. То же самое относилось к врачам и учителям.

Ситуация с зарплатой ухудшалась еще и тем, что, например, шахтерам Донбасса 60% их заработной платы выплачивалось в натуральном выражении. К чисто советской специфике относилось то, что у кооперативных обществ, на которые выписывались ордера на поставку товаров для рабочих – одежды, обуви и прочего, в силу недостаточных запасов не было возможности их выполнить.

При всем этом советские профсоюзы пунктуально взыскивали свои взносы со своих членов, сидевших без зарплаты. Как отмечалось в июльском циркуляре Центрального совета российских профсоюзов, рабочие не стремились вступать в профсоюзы из-за того, что обязательные поборы со стороны профсоюзных лидеров составляли от 10% до 12% от зарплаты рабочих. Особую пикантность циркуляру придавала следующая строчка: «На этот раз нет намерения говорить лишь для того, чтобы произвести впечатление на иностранцев».

На съезде шахтеров, состоявшемся в апреле 1925 года в Москве, указывалось, что рабочие, избранные в совместные правления предприятий голосовали за сокращение заработной платы, отдавая свои предпочтения управляющим, а не рабочим; средства профсоюзов расходовались на заработную плату официальных лиц и банкеты, а зачастую просто разворовывались различными путями.

Не лучше ситуация была и в металлообрабатывающей промышленности. Рабочие в этой отрасли составляли около 30% всех промышленных рабочих страны. К апрелю 1925 года безработица в отрасли достигала угрожающих 10% и продолжала неуклонно расти. Профсоюзы оказывали помощь лишь 26% безработных рабочих, а когда ее удавалось получить, выплаты составляли лишь 30% от средней заработной платы. Пленарное заседание центрального комитета Российского союза металлистов, проходившее в этом месяце в Москве, прямо обвинило советское правительство в «систематическом неприятии любого повышения заработной платы». Реальная заработная плата падала.

На 1 июля 1925 года только в одной Москве было официально зарегистрировано 144 тысячи безработных, тогда как эта цифра по стране оценивалась в 1,2 миллиона и продолжала расти, а пособие получали от 20% до 25% зарегистрированных безработных. Вероятно, это была существенно заниженная оценка, поскольку председатель Высшего совета народного хозяйства В. Куйбышев зимой 1926 – 1927 года называл число в 8,5 миллионов безработных. Из них более 1 миллиона безработных были в возрасте до 18 лет.

В июне прошло собрание работников почтовой, телеграфной и телефонной служб. Они сообщали, что их заработная плата была на 50% ниже довоенного уровня, хотя бюджет Советского государства в это время показывал «превышение доходов над расходами».

Заработная плата железнодорожников, как отмечалось в марте 1926 года на их съезде в Москве, составляла 74% от уровня 1913 года, тогда как расходы на проживание более чем удвоились. Интересно и то, что при росте объемов грузоперевозок на 41% железная дорога была убыточным предприятием. Восьмичасовой рабочий день практически никогда не соблюдался, а большинству машинистов и кондукторов приходилось непрерывно работать по 20 – 24 часа.

Сезонные рабочие в строительной отрасли работали по 16 часов в день, тогда как рабочие на государственных предприятиях в нарушение трудового законодательства трудились по 10 – 12 часов, но платили им лишь за установленный законом 8-часовой рабочий день. Шахтеры вместо 6-часовых рабочих смен, предусмотренных КЗОТом, работали по 8 – 9 часов в день, тогда как инженерно-технический персонал по 10 – 12 часов. Не лучше была обстановка и в легкой промышленности, где рабочие зарабатывали менее прожиточного минимума.

Отдельная история – это практически полное отсутствие охраны труда и травматизм на производстве, ночной труд женщин и использование молодежи на тяжелых работах, но даже это не может сравниться с теми условиями, в которых жили освобожденные революцией рабочие.

Как отмечала в 1925 году газета «Труд», «рабочие практически без исключения живут в антисанитарных, а зачастую и опасных условиях. Зачастую у рабочих вообще нет крыши над головой, и им приходится проводить ночь на фабрике или на улице.» На Николаевских заводах на трех рабочих приходилась всего одна кровать, и им приходилось спать по очереди. На живших в антисанитарных бараках шахтеров Донецкого угольного бассейна на рабочего в среднем приходилось по 3,4 квадратных метра площади жилья, а на инженера – по 2,5 кв.метра. Еще хуже было на Урале, где эта цифра уменьшалась до 1,68 кв.метра непосредственно на самой фабрике. На предприятиях и в мастерских жили целыми семьями. Несколько лучше обстояли дела на железной дороге, где семьи железнодорожников жили в заброшенных вагонах.

Это лишь несколько беглых примеров того, что реально дала трудящимся России революция, а не то, что было уже значительно позже. Хотя и сейчас многое из того, что было до революции, так и не было достигнуто. Например, заработная плата.

Средняя по стране номинальная зарплата в июле 2017 года, по данным Росстата, составляла 38619 рублей или при цене грамма золота, составлявшей в среднем примерно 2370 рублей (диапазон от 2331 до 2411 рублей за грамм), была эквивалентна примерно 16 граммам или чуть более половины (0,514) унции желтого металла. В 1913 году средняя зарплата по Российской империи была равна 40 рублям или чуть менее (0,995) унции золота. Про то, что производительность труда за этот период выросла более чем на порядок, а заработная плата трудящихся при этом упала более чем вдвое, власти стараются не вспоминать, также как и о том, что изба, а точнее двор, до революции стоил пять рублей. Это эквивалентно 3,87 граммам золота, или при текущей цене грамма золота равной примерно 2400 рублям менее чем 10 тысячам нынешних рублей.

Но что мы все о прошлом да о прошлом. Сейчас обстановка с жильем существенно улучшилась, и можно говорить уже не только о том, сколько квадратных метров будет возможно найти для одного человека, но о том, сколько эти квадратные метры стоили и стоят уже в наши дни. Не в эфемерных американских и российских фантиках, а всё в тех же неизменных твердых деньгах – в золоте.

В октябре 1991 года средняя стоимость квадратного метра в Москве равнялась примерно 250 американским дензнакам, тогда как унция золота на мировом рынке - 357 американским дензнакам. Таким образом, квадратный метр в нашей столице стоил примерно 0,7 унции желтого металла.

На начало января 2000 года кв. метр стоил уже примерно 2,48 унций золота (1кв.м = 700 ам. дензнаков, 1 унция золота = 282 ам. дензнака).

В преддверии кризиса 2008 года стоимость кв. метра достигла своего исторического максимума в размере 8 унций золота за кв. метр (1кв.м = 6500 ам. дензнаков, 1 унция золота = 805 ам. дензнаков).

На начало января 2010 года кв. метр уже заметно упал и стоил уже примерно 3,64 унции золота (1кв.м = 4000 ам. дензнаков, 1 унция золота = 1100 ам.дензнаков).

К сентябрю 2011 года, когда мировая цена золота достигла своего исторического пика в 1923 ам. дензнака за унцию, и практически не изменившейся цены кв. метра в американской валюте, цена квадратного метра в унциях составила примерно 2,08 унции драгоценного металла.

С тех пор и мировая цена золота, и цена квадратного метра в Москве заметно снизились. На начало января 2015 года она равнялась примерно 3000 ам. дензнаков за кв. метр, тогда как унция стоила 1219 ам. дензнакам. Стоимость кв. метра равнялась 2,46 унциям драгоценного металла.

Минимум цены кв. метра в американской валюте был зафиксирован в начале 2016 года, после чего он начал медленно подрастать и на конец октября 2017 года вышел на уровень примерно в 2900 ам. дензнаков. Однако с конца 2015 года стала расти и мировая цена золота, которая на конец октября находилась у 1274-ой отметки. Таким образом, на конец октября этого года средняя цена московского кв. метра в золоте составляла 2,28 унции.

С учетом того, что сентябрь 2011 года представлял собой экстремальное событие, его можно исключить из рассмотрения общей картины происходящего на рынке недвижимости. Ее саму можно свести к довольно простому графику, на котором до 2008 года и цены в 8 унций золота за кв. метр наблюдался устойчивый рост, а после достижения этого исторического максимума столь же устойчивое снижение. Вопрос заключается лишь в том, до какого уровня - 0,7 унции за кв. метр или еще ниже - будет продолжаться это снижение.

Исторический опыт той же дореволюционной России свидетельствует, что оно может оказаться гораздо более глубоким, чем та цифра, с которой все начиналось в далеком уже октябре 1991 года.