Воскресенье с Александром Лежавой: «О наших достижениях»

Итак, стало известно, насколько за два последних года, начиная с 01 января 2017 года, сократилось поголовье российских компаний. По свежим данным Федеральной налоговой службы, в Едином государственном реестре юридических лиц содержатся сведения о 3,9 миллионах организаций. По мнению налоговиков, число компаний с признаками фиктивности снизилось до 186,9 тысяч, а «с 1 января 2017 года количество таких компаний сократилось более чем на 1 миллион».

Вероятно, более чем миллион ликвидированных компаний – это все-таки не только компании с признаками фиктивности, а вся совокупность российских фирм, прекративших свое существование за этот период. Так что, скорее всего, здесь мы видим обычные чиновничьи приписки, чтобы повысить свою значимость. Как говорил в таких случаях великий русский полководец А.В.Суворов: «Пиши больше, что их супостатов жалеть.»

В противном же случае возникает целый ряд крайне неприятных вопросов. Например, если российские налоговые органы считают, что примерно половина российских компаний до 2017 года были фиктивными и занимались неизвестно чем, то почему никто из тогдашнего руководства налоговых органов до сих пор не наказан за ненадлежащее исполнение своих служебных обязанностей?

Что же касается критериев фиктивности деятельности компании, включающих в себя массу параметров и, в частности, если ее юридический адрес находится по адресу массовой регистрации, то на память сразу приходит следующий эпизод из жизни. Много лет назад, когда налоговики только начинали бороться с такими адресами и массовыми директорами и учредителями, один из клиентов нашего банка получил блокировку счетов из налоговой инспекции именно по этим основаниям. Дескать, адреса массовой регистрации, массовый директор, массовый учредитель, в общем, явно фиктивные компании, которые необходимо прижать к ногтю.

В результате клиенту пришлось потратить свое время, чтобы не заниматься своим бизнесом, а съездить в налоговую инспекцию и устроить там по этому поводу большой скандал. Дело заключалось в том, что он был владельцем целой сети магазинов, торговавших одеждой. Их было десятка два, а то и больше. Для удобства ведения дел и управления ими каждый из них был зарегистрирован как отдельное общество с ограниченной ответственностью, в которых наш клиент был и учредителем, и генеральным директором. Но ведь вникать в такие мелочи – это ниже достоинства сотрудников налоговых служб, не так ли?

Теперь эти обязанности по борьбе с компаниями, обладающими признаками фиктивной деятельности, в значительной степени переложены на банки. Антиотмывочный закон и десятки подзаконных актов Банка России, грозящие банкам штрафами и отзывом лицензии, настолько закрутили гайки, что под банковские «сомнения» в реальности ведения бизнеса все чаще попадают и реальные компании. Это если не полностью парализует их бизнес, то зачастую создает значительные препятствия в его ведении. Причин тому масса: от некомпетентности сотрудников и полной автоматизации процессов, когда искусственный «интеллект» банка блокирует счета клиентов по чисто формальным признакам, заложенным в его программу, до желания нечистых на руку банков вытрясти из своих клиентов с помощью действующего законодательства побольше доходов, не оказывая им никаких услуг.

Поэтому не стоит удивляться, что при столь нелояльном подходе к своим клиентам банки начинают терять даже тех, кто работал с ними уже на протяжении длительного времени.

Другая проблема заключается в том, что только что созданные компании, а также те, которые по своему роду деятельности, входящему в длинный перечень Банка России, считаются подозрительными, автоматически подпадают под более жесткий контроль со стороны банков. Многие из них являются как раз теми, которые люди, оказавшиеся по той или иной причине без работы, могут создавать, имея сравнительно небольшие первоначальные средства.

Резкое сокращение, например, производства высокотехнологичной продукции – самолетов, вертолетов, ракет, космических кораблей, а также общее сокращение государственного оборонного заказа скорее всего приведет и к сокращению численности сотрудников, работавших на этих предприятиях.

Вместо того, чтобы заниматься производством высокотехнологичной продукции, они будут вынуждены заниматься гораздо более примитивными по сравнению с их профессиональной квалификацией делами. Поэтому экономисты Высшей школы экономики и МГУ могут сколько угодно спорить о вкладе россиян в ускорение экономики, но толку от этих споров не будет никакого. Добиться ускоренного развития экономики можно за счет развития высокотехнологичных отраслей, требующих высококлассных специалистов, а нынешняя власть в этом совершенно не заинтересована, предпочитая играть роль мирового сырьевого придатка.

Чтобы обеспечить себя и свои семьи, часть из оставшихся без работы высококлассных специалистов наверняка попробует заняться малым бизнесом, который вынужден сегодня существовать в условиях, кардинально отличающихся от тех, что были три или пять лет назад. Это означает, что для многих из этих новых предприятий в силу ужесточения внешних условий ведения бизнеса финал может наступить гораздо быстрее, чем они могли представить. При этом они не только понесут финансовые потери, но и могут получить из-за чисто формального подхода банков и налоговых органов черные метки на своей репутации.

Подобное развитие событий будет означать дальнейший рост закредитованности населения и сокращения его сбережений. Именно этот процесс и наблюдается в последние годы, но в условиях глобальной деградации экономики он скорее всего будет лишь еще более ускоряться.

Неизбежным следствием этого будет рост социальной напряженности в обществе, и чем более закредитованным будет население нашей страны, тем выше вероятность того, что, выбирая между тем, чтобы расплатиться по долгам или ликвидировать кредитора, граждане могут предпочесть именно второй вариант. На вопрос «Нужно ли это нынешней власти?» пока однозначного ответа нет, но как говаривал американский президент Ф.Рузвельт: «Если в политике что-то происходит, можете быть уверены, что так оно и было задумано.»